Иностранец на Мадейре - Андрей Остальский Страница 29

Крис принадлежит к седьмому поколению Блэнди, обосновавшихся на Мадейре в начале ХIХ века. И, кстати, он – крестник моего знакомца и нашего, можно сказать, семейного врача доктора Френсиса Зино – своего рода патриарха мадерьянских англичан.

По вековой железной семейной традиции Крис был в юном возрасте отправлен на историческую родину, учиться сначала в привилегированной частной школе, а затем и в университете. Правда, посещал он не Оксфорд и не Кембридж, а университет Ньюкасла, впрочем достаточно высоко котирующийся в современной Британии, изучал языки и историю. Помимо всего прочего перед ним стояла задача вспомнить португальский, к тому моменту уже почти забытый. (Я слышал, как он общается с местным персоналом: от мадерьянца не отличишь.) Нерушимое семейное правило требовало, чтобы после университета Крис еще как минимум четыре года проработал в других компаниях, прежде чем получить место одного из руководителей семейного бизнеса. Что и было выполнено: он стажировался сначала на севере континентальной Португалии, затем работал в гостиничном бизнесе в США. Но мысль остаться навсегда в Америке или даже на исторической родине в Англии не посещала его. Он всегда знал, что вернется на Мадейру продолжать дело семьи. Тем более что мадерьянская жизнь была ему мила. Чем? «Прежде всего, это особый образ жизни. Здесь человек может быть счастлив вне зависимости от своего материального положения. Неважно, что у тебя в кошельке. Все равно это все твое – этот фантастический климат, природные красоты, море, горы, спокойный, расслабленный темп жизни», – говорит он.

Я спросил Криса, что он думает о тех мадерьянцах, которые жалуются на некую «клаустрофобию» и бедность культурной жизни. «Кое-кто из моих друзей мечтает уехать отсюда», – сказал я. Крис закивал головой: он далеко не впервые слышит о таких настроениях. «У всего есть свои плюсы и минусы», – сказал он. С культурной жизнью действительно слабовато, но «мы сами в этом виноваты, можно было бы сделать гораздо больше для ее развития».

Я уцепился за это «мы». Кем он все-таки себя считает: англичанином, британцем или мадерьянцем?

«Я точно не англичанин, живущий на Мадейре. Нет, я принадлежу к этой особенной группе людей – британских мадерьянцев. Мой дом – здесь, в этом не может быть никаких сомнений», – говорит Крис.

Он подтвердил то, что я уже слышал от бывшего мэра Фуншала Мигеля де Альбукерка – идеально, если, живя на Мадейре, можешь достаточно часто летать на континент. У тех, кто такой возможности не имеет, может возникать ощущение неприятной изолированности.

Что же касается семейной фирмы, то мадера сегодня в ее бизнесе – не главное. Блэнди владеют гостиницами на острове и в континентальной Португалии, а также в Бразилии, занимаются страхованием морских перевозок и многим другим. Например, медийными проектами. Они, в частности, контролируют главную газету острова – «Диариу де Нотисиаш». И все же мадера – это фундамент, основа основ, она очень важна для морального самочувствия семьи, для ощущения преемственности. Ведь чем только не приходилось заниматься на протяжении семейной истории. Например, долгое время главным бизнесом была торговля углем. В другой период – морские перевозки. Но уголь и перевозки уходят, а уникальное вино мадера – остается. Пару лет назад Блэнди выкупили у партнеров – семьи Симингтон – большой пакет акций «Madeira Wine Company», и теперь она принадлежит им на 90 процентов.

Сегодня, говорит Крис, компания продает мадеру в 35 стран мира. В том числе и в Россию, там у нее сто процентов рынка, да рынок невелик – всего каких-нибудь пара тысяч литров в год. Но цены хороши (имеется в виду, что они для Блэнди хороши, а для потребителя – высоки). В целом же мировой объем продаж после кризисного падения удалось в последние два года существенно увеличить. Продается 90-100 тысяч ящиков («кейсов») в год. В каждом из них – 12 бутылок по 0,75 литра, то есть девять литров. Таким образом, на Россию приходятся жалкие десятые доли процента от мировых продаж.

А ведь когда-то наша страна была вторым потребителем мадеры в мире.

Крис Блэнди кивает: он в курсе, знаком с историей. Но нет, пока России нет в списке стратегически важных рынков, которые надо поддерживать в первую очередь. Да и если быть до конца откровенным, резко нарастить производство престижных сортов мадеры из белого винограда (а именно такие могли бы пользоваться большим спросом в России) компания пока не способна. Ведь белый виноград более капризен, требует большего ухода, больших инвестиций, чем красный. При этом и процесс производства мадеры из белого винограда, так называемый «кантейру», куда более длителен и деликатен. Тем не менее в стратегическом плане развития именно белым сортам отдается приоритет. Недавно Блэнди прикупили два крупных земельных участка, где собираются культивировать именно их. Но на сегодняшний день ситуация такова: примерно половина продаж компании – это мадера из красных сортов. Большая часть ее, мадера трехлетней выдержки, уходит во Францию и Германию, где ее высоко ценят в качестве кулинарного ингредиента. Но есть и более дорогие разновидности красной мадеры многолетней выдержки.

И тут наступает момент, когда Крису на долю секунды изменяет его полная невозмутимость, появляется след сильной эмоции на лице. «Но главный красный сорт, Тинту Негру, тоже дает отличное вино! Мы его доводим до высоких кондиций! – чуть громче обычного говорит он. – Особенно если речь идет о мадере 10-летней выдержки».

Второй раз мне удалось чуть-чуть сбить Криса, когда я задал ему вопрос, которого он не ожидал: «Представьте себе: к вам пришел гость из России, богатый, влиятельный, много чего пробовавший в этой жизни, которому не так легко угодить, но который почему-то понятия о мадере не имеет. Чем бы вы его угостили? Чем его можно заинтересовать и заинтриговать?»

Долю секунды поколебавшись, Крис дал свой политкорректный ответ. Но, увидев разочарование на моем лице, подумал секунду еще и сказал… но о том, какой вид мадеры посоветовал попробовать новичку генеральный директор «Madeira Wine Company», – в следующей главе.