От сохи до ядерной дубины - Владимир Губарев Страница 29

Однажды мир сошел с ума. Это случилось в Японии в августе 45-го. После атомной атаки на Хиросиму и Нагасаки ядерное безумие, как чума в средневековье, распространялось по планете. Казалось бы, ничто и никто не может положить этому конец.

Великие умы пытались образумить политиков.

Эйнштейн и Сциллард, Жолио Кюри и Курчатов, Ферми и Сахаров, Рассел и Оппенгеймер, и многие-многие другие пытались остановить власть атомной бомбы, но их усилия, к сожалению, оказывались тщетными.

Военное безумие отвечало им ядерными грибами на полигонах в разных уголках Земли, в космос стартовали мощные ракеты, а политики уже начинали гордиться тем, что они могут уничтожить все живое на Земле более двадцати раз!

Это были танцы гибели планеты, и последнюю грань так легко было переступить…

Нужны были люди, способные остановить это безумие.

Одним из немногих решившихся на это был Евгений Павлович Велихов.

Мы встречаемся с ним часто: на заседаниях и торжествах, во время телепередач по науке (некоторые из них он вел сам), на диспутах и всевозможных шоу. Евгений Павлович – публичный человек.

Он стал одним из героев Чернобыля, и именно его выступления на пресс-конференциях мы ждали с нетерпением, так как знали, что он был в самом пекле.

В общем, всегда, когда речь заходит о нашей науке и когда нам необходимо компетентное и авторитетное мнение, мы обращаемся к академику Велихову.

Но есть еще один Велихов, тот, который нам известен мало.

Власть для нас ассоциируется с президентами, премьерами, министрами, генеральными секретарями и всевозможными председателями. В жизни Велихова их было очень много. Из портретов можно смело составить целую галерею, и, попав в нее, мы с любопытством вглядывались бы в знакомые и не очень знакомые лица…

Случился у нас с ним разговор о власти и науке. А поводом к нему послужила информация, что принято решение о строительстве экспериментального термоядерного реактора (проект ИТЭР) во Франции. Я знал, что решение это принималось на самом высоком уровне в США, Японии, России, Франции, в других странах, и участником переговоров был академик Велихов. Для меня это стало поводом, чтобы поговорить о науке и власти, их взаимодействии.

Мы встретились с академиком Велиховым у него дома, том самом особняке, который был построен еще в 50-е годы для руководителей Института атомной энергии. Когда Велихов стал директором Курчатовского научного центра, он получил право переехать сюда, чтобы быть поближе к месту работы.

Я спросил у Евгения Павловича:

– Есть ли что-то такое о вас, чего люди не знают? Я имею в виду такое понятие, как «неизвестный Велихов».

– Мне трудно об этом говорить, так как на себя не смотрел «с другой стороны». Впрочем, возможно, что неизвестен я процентов на девяносто. Или на пять! Как и кто это может оценивать?! Я имею в виду не только себя, но любого публичного человека…

– В таком случае подойдем к этой проблеме иначе. Я спрошу так: когда вы были молодым, о чем мечтали? И в какой степени эти мечты осуществились?

– Я всегда имел в виду какую-то конкретную задачу.

– Просто шагали в будущее?

– Лучше идти туда шаг за шагом, чем «летать во сне»… К примеру, нашел метеорит – это было еще в школе, но в это не поверил даже учитель. И тогда я начал доказывать, что это метеорит. Потом занялся магнитными генераторами – делал их, потом термояд – и это стало главным… То есть у меня какой-то грандиозной мечты, особенно связанной с регалиями и премиями, не было никогда.

– А если бы дали?

– Взял бы, конечно! Но не мечтал… Меня интересовали всегда какие-то задачи. Причем иногда они были не физическими, а инженерными.

– Неужели термоядерный реактор – ИТЭР – не заслуживает, к примеру, Нобелевской премии?

– Это настолько огромная работа, в которой принимает участие множество людей. Это, во-первых. А во-вторых, ИТЭР – это инженерная работа. К примеру, Эдисон мог ли получить Нобелевскую премию за свои лампочки? Нет, конечно.

– Его лампочки выше, чем Нобелевская премия!

– Безусловно. ИТЭР – это длительная и весьма сложная история, в которой на разных этапах участвовало много людей. «Удержаться» с ним было сложно. Ведь первые идеи появились еще в 1975 году, а проект начался в 1985-м. Немногим удалось выдержать столь длительные испытания. Мы прошагали путь от голой идеи до реальности…

– ИТЭР уже можно «пощупать» руками?

– Реактор спроектирован, есть трехмерное его изображение, можно войти внутрь, «пощупать», увидеть и оценить все сделанное… Фантастика стала реальностью. Науки осталось еще очень много, есть неясности, нужен обширный поиск, но с точки зрения инженерной его уже можно строить. Принципиальных изменений не будет.

– Когда произносят слово «инженер», то глобальность проблемы принижается…

– Это абсолютно неверное представление о сути дела! Инженерия – это хорошее дело, оно свидетельствует, что появляется нечто новое. Любая идея без инженерного воплощения исчезает.

– Вы считаете себя одним из главных конструкторов ИТЭРа?

– Вопрос сформулирован неверно. Я один из участников коллектива, который создавал ИТЭР. Я принимал участие в его создании с самого начала, но таких людей было немало. Это коллективное творчество – российское, американское, европейское, японское… Многие люди вложили туда свои идеи.

– Но все-таки у вас была особая роль?

– Задача у меня была во многом «президентская». Я должен был быть полностью в курсе всех дел, следить за тем, чтобы программа двигалась, развивалась…

– Президент должен себя ограничивать?

– Постоянно! Ни в коем случае нельзя брать на себя решение частных задач, многие свои функции нужно делегировать другим участникам проекта и программы. Необходимо так объяснять людям и так взаимодействовать с ними, чтобы они принимали правильные решения сами. ИТЭР был построен так, что все его участники должны были на своих уровнях принимать самостоятельные решения и нести за них ответственность. Это принципиальное отличие от той системы, что существует у нас. Виза Главного конструктора на проекте обязательна, она – решающая. Так было в Советском Союзе, так есть и в России. Проект ИТЭР требовал иных подходов, коллективных решений каждого на своем месте и ответственности за них каждого. Эта ответственность соединялась в коллективную, и вот тут-то можно говорить о роли президента. Он следил, чтобы не было ошибок и чтобы они не превращались в лавину.