Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама - Барбара Такман Страница 29

Справившись с Чезаре Борджиа, Юлий II приступил к нейтрализации враждующих баронских фракций Рима — начал устраивать браки родственников с членами семей Орсини и Колонна. Он реорганизовал и укрепил папскую администрацию, навел в городе порядок — прибег к жестким мерам против бандитов, убийц и дуэлянтов, процветавших при Александре VI. Для охраны Ватикана и для сопровождения папы в инспекционных поездках по папским территориям Юлий II нанял швейцарских солдат.

Укрепление папского правления началось с кампании против Венеции с целью возвращения городов Романьи, отнятых у Ватикана. Для этого Юлий II обратился за помощью к французскому королю Людовику XII. Начались дипломатические переговоры — местные и международные, надо было нейтрализовать Флоренцию, привлечь императора, подтолкнуть союзников, убрать оппонентов. Все участники итальянских войн имели виды на расширившиеся венецианские владения и в 1508 году заключили союз, названный Камбрейской лигой. Войны Камбрейской лиги последующего пятилетия отражают логическую последовательность оперных либретто. Сначала все ополчились на Венецию, а потом на Францию. Папа, империя, Испания и швейцарские наемники принимали участие то в одном альянсе, то в другом. Благодаря мастерскому манипулированию финансами, политикой, оружием, подкрепленному отлучением от церкви, когда конфликт переходил в опасную фазу, папа заставил Венецию вернуть захваченные земли.

Не слушая советов быть осторожным, Юлий II задумал вернуть Болонью и Перуджу, два самых важных города папского домена, чьи деспоты не только угнетали своих подданных, но и игнорировали авторитет Рима. Папа объявил, что берет командование в свои руки и, пресекая взволнованные возражения кардиналов, в 1506 году, к изумлению Европы, возглавил армию и выступил на север.

Годы его правления прошли в завоеваниях, потерях и яростных конфликтах. Когда Феррара, будучи папским фьефом, сменила политический курс, Юлий II разгневался на изменников и снова лично возглавил армию. Поднявшись с постели после болезни, едва не лишившей его жизни, так что уже были сделаны приготовления к конклаву, седобородый папа облачился в шлем и кольчугу и суровой снежной зимой осадил Феррару. Свой штаб он разместил в крестьянском доме, постоянно ездил верхом, указывал диспозицию, распоряжался действиями батарей, ездил среди войск, отчитывал или подбадривал солдат и лично возглавил войско, ворвавшееся через брешь в крепость. «Зрелище действительно необычное — первосвященник, наместник Христа на земле… лично руководит военными действиями, в нем нет ничего от понтифика, только имя и облачение».

Суждения Гвиччардини уравновешиваются его же разоблачениями всех пап того времени, для всех, кроме него самого, явление святейшего отца-воина и подстрекателя войн было пугающим. Добрые христиане были шокированы.

Юлия II в его предприятии направлял гнев против французов, за время долгих споров ставших его врагами, тем паче что они объединились с Феррарой. Агрессивный кардинал д’Амбуаз, хотевший, как и Юлий II до него, стать папой, убедил Людовика XII в обмен на свою помощь истребовать у папы три кардинальские должности. Против своей воли Юлий II согласился, но отношения со старым соперником еще более ожесточились, и начались новые ссоры. По рассказам, отношения папы с лигой зависели от того, насколько его ненависть к д’Амбуазу оказывалась сильнее ненависти к Венеции. Когда Юлий II поддержал Геную в ее стремлении избавиться от французского контроля, Людовик XII, подстрекаемый д’Амбуазом, расширил права сторонников галликанства по назначению бенефиций. Конфликты нарастали, и Юлий II понял, что границы Папской области не будут зафиксированы, пока Франция сохраняет контроль над Италией. Бывший некогда «главным инструментом» вторжения французов, теперь он делал все, чтобы их изгнать. Поворот политики потребовал новых альянсов и приготовлений, напугавших его соотечественников и даже его врага. Людовик XII, как писал Макиавелли, в то время флорентийский посол во Франции, намерен «отстаивать свою честь, даже если потеряет все, чем владеет в Италии». Колеблясь между моралью и войной, король угрожал «повесить церковный собор папе на шею», а иногда, по подначке д’Амбуаза, заявлял, что «сам поведет на Рим армию и сместит папу». Кардинала д’Амбуаза увлекала мечта, что он не просто станет преемником, а низложит папу. В него тоже вселился вирус безрассудства, или тщеславия, что составляет основной компонент безумства.

В июле 1510 года Юлий II порвал отношения с Людовиком XII и закрыл двери Ватикана перед французским послом. Посол Венеции радостно сообщал, что «французы в Риме ходят крадучись и похожи на привидения». Юлий II, напротив, воодушевился и в мыслях уж видел себя освободителем Италии. Боевым кличем папы отныне стал: «Долой варваров!» («Fouri i barbari!»).

Папа совершил крутой поворот и объединился с Венецией против Франции. К ним примкнула и Испания, жаждавшая изгнания французов из Италии. Влившиеся в войско швейцарцы придали сил комбинации, образовавшей Священную лигу. Юлий II нанял швейцарцев на пять лет на условии выплаты им ежегодной субсидии, а возглавил их войско епископ Сьонский Маттеус Шиннер. С папой епископа сближал воинственный дух: властолюбивых соседей-французов Шиннер ненавидел даже больше, чем Юлий II, и готов был вложить в победу над врагом все силы, душу и талант. Долговязый, длинноносый, на редкость энергичный, он был бесстрашным солдатом и непревзойденным трибуном, его красноречие увлекало войска «подобно морю, вздымающему волны». Язык Шиннера, жаловался следующий король Франции Франциск I, доставил французам больше неприятностей, чем грозные швейцарские пики. В день вступления Шиннера в Священную лигу Юлий II сделал его кардиналом. Позднее, перед сражением с армией Франциска I, Шиннер явился на поле боя в красном кардинальском облачении и объявил войску, что хочет искупаться во французской крови.

К папе примкнул еще один воинственный клирик, архиепископ Бейнбридж Йоркский. Юлий II сделал его кардиналом одновременно с Шиннером, отчего впечатление, что папство предано мечу, стало еще сильнее. «Что общего у митры со шлемом? — спросил Эразм Роттердамский, явно намекая на Юлия II, хотя и сказал он это после смерти папы. — Как можно совмещать епископский посох и меч, митру и шлем, Евангелие и щит? Как можно проповедовать Христа и войну, одной трубой трубить Богу и дьяволу?» Если Эразм, известный своими двусмысленными высказываниями, позволил себе произнести такое, то многие почувствовали себя весьма неловко. В Риме появились сатирические стихи, посвященные облекшему себя в доспехи наследнику Святого Петра, а во Франции, где не обошлось без подстрекательства короля, — карикатуры и бурлески, которые в пропагандистских целях использовали воинственный образ Юлия II. О папе говорили, что он «позирует, как воин, но выглядит, как танцующий монах, нацепивший шпоры». Серьезные священнослужители и кардиналы взволновались и умоляли папу не возглавлять войско лично. Но аргументы о том, что своим поведением папа возбуждает всеобщее неодобрение и дает лишний повод добиваться смещения, остались втуне.

Юлий II шел к своей цели, не обращая внимания на препятствия, что помогало ему делать себя неодолимым, однако его поведение расходилось с главной задачей церкви. Безумие, в одном из его аспектов, — это упрямая привязанность к негодной цели. Джованни Аччиаджоли, флорентийский посол в Риме, почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Посол был обучен флорентийской политической науке, основанной на рациональном расчете, и в диких поворотах политики Юлия II и в его зачастую демоническом поведении он увидел тревожное свидетельство того, что события лишены какой-либо логики.