Нефертити и Эхнатон - Кристиан Жак Страница 29

В восьмой год правления царь обновил клятву, которую принес в шестом году. Поднявшись на большую позолоченную колесницу, он отправился в инспекционную поездку и осмотрел стелы, отмечавшие южную границу города. В восьмой день первого месяца зимы царь вновь поклялся, что не переступит пределов города Солнца. Это было теологическим подтверждением рождения столицы, посвященной Атону.

Что послужило причиной подобного поступка? Мы не знаем. Какие события, произошедшие между шестым и восьмым годами, могли побудить царя к торжественному повторению своей клятвы? Документы об этом умалчивают.

В девятый год появилось новое имя Атона: «Да живет Ра, властитель Страны Света, ликующий в Стране Света в имени своем Pa-отец, который явился в (образе) Атона». В этом имени уже не упоминаются ни Хорахти, сокологоловый солнечный бог, ни Шу, бог пронизанного светом воздуха. Сакральное имя теперь объединяет только Ра и Атона – и оно сохранится неизменным до конца царствования. Атон становится «божественным отцом» царя и сам обладает царским статусом; он располагает всей творческой мощью Ра. Атон, единственный, обеспечивает благоденствие фараона и каждый день заново порождает его; этого бога можно сравнить с гигантским атомным реактором, излучающим свет и вместе с ним жизнь. Речь идет не только о свете, который манифестирует себя через посредство солнечных лучей, но также о сверхъестественном свете, который обладает абсолютной властью над сотворенным миром, зависимым от него.

Метафизический акт составления нового солнечного имени сопровождался странным мероприятием: Эхнатон повелел разрушить все статуи Амона и изгладить из текстов, высеченных на камне, все упоминания имени этого бога. «Повсюду, – пишет Легрэн, – в соответствии с царским приказом удалялись со своих мест или уничтожались образы Амона. Мало найдется архитектурных памятников, гробниц, статуй, статуэток и даже совсем мелких предметов, которые не были бы изуродованы подобным образом… Посланники фараона взбирались на верхушки обелисков и спускались в подземелья гробниц, чтобы и там разрушать имена и изображения богов». Маленькие скарабеи – и те не избежали подобной участи; из надписей был удален даже иероглифический знак, используемый для написания слова «боги» (которое, по-видимому, противоречило концепции единственного бога).

Легрэн, однако, несколько сгущает краски, рисуя почти апокалиптическую картину. Действительно, Эхнатон приказал уничтожить божественные имена, чтобы таким образом создать пространство «магической пустоты» вокруг Атона. Тем не менее, не следует замалчивать некоторые не укладывающиеся в эту картину детали. В гробнице Рамосе, например, первое имя Эхнатона – Аменхотеп («Амон доволен») – нигде не было разрушено! В гробнице Херуэфа имя Амона было изглажено повсюду, но только не в царских картушах Аменхотепа III и Эхнатона. На стеле Аменемхета имя Амона подверглось уничтожению, однако имя Осириса осталось в неприкосновенности, как и имена некоторых других древних божеств – Исиды, Хора, Геба и Нут. А между тем эта стела не могла не привлечь особое внимание царских посланцев: ведь на ней Осирис именуется первым из богов, творцом Неба и Земли!

Можно было бы сослаться и на другие случаи, когда царское повеление об уничтожении божественных имен по какой-то причине не выполнялось. В Фаюме, например, изуродованных памятников почти совсем нет – очевидно, потому, что эта местность избежала влияния атонизма.

Разрушая имена богов, Эхнатон лишал их возможности воплощения, то есть уничтожал их влияние. Отныне власть Атона должна была стать единоличной. Современные поклонники и противники Эхнатона не перестают горячо обсуждать его решение. Царя объявляли безумцем, фанатиком, сектантом, эпилептиком; мечтателем, превратившимся в садиста; душевнобольным, который пытался отомстить ненавистному жречеству. Домб сравнивает Эхнатона с Ашокой, Марком Аврелием и Людовиком Святым – на том основании, что фараон будто бы пытался наполнить ткань политических событий дыханием духовности. По мнению этого египтолога, культ универсальной силы Атона предполагал признание сущностной идентичности всех людей.

Дэниэл-Ропс рисует лирический образ Эхнатона – царя, «которому земное могущество казалось чем-то смехотворным по сравнению с могуществом небесных сил».

Два исследователя, которые занимались египетским эзотеризмом, совершенно по-разному оценивают конфликт между царем и жрецами Амона. По мнению Энеля, Эхнатон совершил ошибку, когда открыл врата храмов, разгласил тайные учения и сделал достоянием всех то, что должны были знать лишь избранные. «Легко представить себе, – объясняет ученый, – ту ярость, которую подобная профанация должна была возбудить у посвященных: ведь они восприняли происшедшее как святотатство, как грубое покушение на святая святых – древнее учение. Шваллер де Любич, напротив, полагает, что «авантюра» Эхнатона прекрасно вписывается в символическое развертывание египетской истории. На его взгляд, Эхнатон, этот «женоподобный» царь, является точным соответствием Хатшепсут, «мужеподобной» царицы.

Шваллер де Любич не верит в личную ненависть Эхнатона к фиванскому жречеству и обращает внимание на тот факт, что уничтожение божественных имен было не систематическим осуществлением яростной мести, но одноразовой – хотя методической и точной – работой. Многие имена изглаживались так поспешно, что при желании их можно прочитать по оставшимся следам. «Эхнатон, – пишет этот египтолог, – совершил необходимый поступок: он мгновенно положил конец возможности выражения тех принципов, которые должны были уступить место новому принципу, воплощенному в нем самом; он безжалостно подавил все проявления культа, связанного с устаревшими принципами».

Каждое из двух приведенных объяснений, несомненно, содержит долю истины. Ясно, что Эхнатон сделал достоянием гласности некие аспекты египетской религиозной мысли, которые до тех пор хранились в тайне от непосвященных; ясно также, что уничтожение имен было магической «операцией», а не систематической, рассчитанной на долгое время процедурой.

Если Эхнатон ощутил потребность в возобновлении своей клятвы, если счел необходимым утверждать имя Атона магическим образом, разрушая имена других богов (за исключением – весьма знаменательным – бога Ра), то произошло это потому, что проведение религиозной реформы нужно было ускорить. Точно так же, как город Солнца вырос в пространственных границах, за которые не мог выходить, земное существование Эхнатона ограничивалось определенными временными рамками: в этот-то срок и должна была явить себя миру религия Атона.

У нас нет никаких данных ни о религиозной войне в Египте, ни о расправах с теми, кто отказывался почитать Атона, ни о преследованиях инакомыслящих. Решение Эхнатона не было обусловлено политическими соображениями или социологическими причинами. Речь шла о чисто магическом акте – введении в действие «программы атонизма», которая составляла «генетический код» данного царствования.

Во многих регионах и городах резчики оставили нетронутыми имена древних божеств. Эхнатон не был настолько наивным, чтобы верить, будто его посланцам хватит времени для систематического уничтожения божественных имен по всему Египту. Важно было осуществить эту операцию в некоторых «болевых точках» страны.