Заговор против террора - Алекс Маркман Страница 29

— Садись, — как-то странно, почти предостерегающе произнес он. На его пухлом лице, как всегда, не отражалось никаких чувств. Берия молча кивнул и сел. Ничего хорошего такой прием не сулил. Впрочем, последнее время обстановка в верхах быстро накалялась, предвещая кровавую грозу. Природное чутье, обостренное долгими годами работы в разведке и органах госбезопасности, его не обманывало, предвосхищая многие события.

— Сталин звонил из Сочи, — тихо сказал Маленков.

Берия продолжал молчать.

— Ты знаешь, что произошло на приеме у Молотова? — спросил Маленков.

— В общих чертах.

— О разговоре Жемчужиной с Голдой Мейерсон знаешь?

— Да, эти две птички чересчур расчирикались, — буркнул Берия.

— Вот, Сталин в гневе по этому поводу. Говорит: Жемчужина сказала Голде на идиш: «Я дочь еврейского народа». — Маленков вздохнул. — Он дважды повторил «Дочь еврейского народа». А потом сказал: «Не советского народа, а еврейского народа. И это говорит жена министра иностранных дел! Что уж тогда говорить о той толпе, что собралась поглазеть на нее у синагоги?»

— Что дальше? — спросил Берия.

— Он сказал: «Как можно доверять такому народу? Если после стольких лет Советской власти они больше преданы Израилю, чем Советскому Союзу, то что от них можно ожидать? Израиль уже заигрывает с Америкой. Что стоит разведке завербовать таких, как Жемчужина, да и весь их народ, для диверсионной деятельности?»

Берии удалось сохранить невозмутимый вид, только рука дернулась поправить пенсне. Все было как раз наоборот. Советская разведка превратила Израиль в плацдарм шпионской сети, откуда агенты расползались по всему миру. Тем не менее он предвидел возмущение вождя. Ожидал, что его гнев обрушится на кого-то, может быть, даже на самого Молотова. Знал, что вождь умеет мыслить масштабно. Но такого масштаба он не предвидел. Обвинить всю нацию в шпионской деятельности! Что ж, если Сталин в самом деле вознамерится начать кампанию против всех евреев Советского Союза, придется взять инициативу в свои руки, а потом уже решать по обстоятельствам, как поступать.

— Заодно он припомнил, что Жемчужина сказала на похоронах Михоэлса: «Это убийство». Одно это.

— Что еще он сказал? — перебил Берия.

— Он также был возмущен тем, что Жемчужина сказала, что если Израилю будет хорошо, то всем евреям будет хорошо. Спросил меня: «Что, при Советской власти им плохо? Смотри, сколько их в правительстве, в партаппарате, в науке, — да где угодно».

— А ты что? — спросил Берия.

— Я сказал: «Над этим стоит серьезно задуматься». Он велел связаться с Абакумовым и с тобой. Говорит: «Приготовьте мне список евреев, занимающих высокие должности во всех областях. Понял? Не только в партии и правительстве, а везде. А также включи туда неевреев, у кого родственники, или даже близкие друзья евреи».

Первая неприятная мысль, которая уколола Берия: «А что станет с атомным проектом, который на моих плечах? Убери из него ведущих ученых евреев, ответственных за технические решения, и осуществление проекта отложится на годы. Как их оградить от карающей руки вождя?»

— Это не все, — продолжал Маленков. — Еврейский антифашистский комитет следует закрыть, — сказал Сталин. — Прими, говорит, участие в расследовании его деятельности после роспуска. Наверняка под прикрытием громких фраз там орудуют шпионы и враги народа. У них обширные связи за границей.

Берия затаил дыхание. Неужели вождь рехнулся? Это будет скандал мирового масштаба. Еще свежи в памяти преступления Гитлера против евреев. Начать то же самое у нас? Это подорвет престиж компартий во всем мире. Это. Нет, что-то здесь не так.

— Он дал еще какие указания? — спросил Берия.

— Да. Приказал собрать членов Политбюро в ближайшее время и утвердить решение Бюро Совета Министров о роспуске Еврейского Антифашистского Комитета. Я уже разослал уведомление всем членам Политбюро собраться 20 ноября.

«Хочет снять ответственность с себя и возложить ее на Политбюро, — подумал Берия. — Что-то дикое задумал вождь, не просчитав до конца все последствия».

— Но ведь никакого такого решения Бюро Совета Министров не было, — буркнул Берия.

— Ты контролируешь правительственные дела, ты это и подготовь, — все также спокойно твердил Маленков, барабаня пальцами по столу, но, вовремя спохватившись, сжал ладонь в кулак.

— Понял, — сказал Берия и, сморщив нос, поправил пенсне. Они молча уставились друг на друга, как будто ожидая, кто первый нарушит молчание. Маленков пожал плечами, возложив на Берию задачу догадаться, что значит этот жест. Берия взглянул на часы.

— Пора идти, — сказал он. — Обсудим все на Политбюро.

Краем глаза он успел заметить, как лицо Маленкова едва заметно скривилось подобием улыбки.

Возвратившись в свой кабинет, Берия начал выгребать секретные документы из ящика стола и беспорядочно запихивать их в большой портфель. Лихорадка тревожных мыслей мешала сосредоточиться. У Ворошилова жена еврейка, Каганович, верный пес, еврей, у Молотова. Значит, скоро наступит конец старым кадрам Политбюро. Что еще задумал Сталин?

— Никакого документа Бюро Совета Министров не будет, — решил Берия. — Все равно решение Политбюро будет секретным, я уж об этом позабочусь. Чем меньше народу будет знать о начале масштабной антиеврейской кампании, тем лучше. По крайней мере, на этом этапе. Никто пока еще не знает всех замыслов вождя. Может, все пойдет не так, как я ожидаю. Может быть, хотя нужно готовиться к худшему.

//__ * * * __//

20 ноября Берия пришел в зал заседаний на пять минут раньше назначенного времени, чтобы занять место поближе к председательствующему, как подобает ему по рангу, ив то же время это позволяло видеть каждого входящего. С годами работы в разведке у него выработался инстинкт — всегда лицом ко входу и никого за своей спиной.

Он распахнул дверь, уверенный, что пришел первым, но, к немалому своему удивлению, увидел сидящего во главе стола Николая Вознесенского. Молодой, всего сорока пяти лет от роду, он чересчур быстро взобрался на самый верх, фактически управляя всей экономикой страны, но не успев глубоко вникнуть в механизмы власти. За выдающиеся успехи у нас карают. Не туда ты сел, Вознесенский. Места своего не знаешь. А место за столом, что ты занял, по молчаливому соглашению всех членов Политбюро, предназначалось бездарному Маленкову, поскольку именно ему Сталин поручал последнее время управление властью в свое отсутствие.

«Смотри, дождешься, Вознесенский, собьем мы с тебя спесь», — подумал Берия и, натянув маску искренней дружеской улыбки, протянул ему руку.

— Здравствуй, Николай Алексеевич, — приветствовал его Берия.

Вознесенский слегка приподнялся и, отвечая на рукопожатие, сказал:

— Здравствуй, Лаврентий Павлович.

Берия изменил свое решение и занял место в середине стола, чтобы между ним и Вознесенским оказались еще два члена Политбюро. Положив перед собой блокнот и карандаш, он повернулся к Вознесенскому, и как бы мимоходом, но внимательно рассмотрел его волевое, типично русское лицо. Проступающие следы усталости и нервного напряжения были совершенно явными.