Император Август и его время - Игорь Князький Страница 29

Надо сказать, что Антоний в поддержке Октавиана в это время крепко нуждался. Его стремление получить в свои руки Галлию очень встревожило сенат. Всем было замечательно памятно, как Гай Юлий Цезарь, опираясь на галльские провинции, стремительным ударом овладел Римом и всей Италией, что и обеспечило ему в дальнейшем победу в гражданской войне и владычество во всём Римском государстве.

Сенаторы имели возможность законным образом похоронить идею передачи Галлии под управление Антония. Можно было просто не обсуждать законопроект в том случае, если консул внесёт его для предварительного обсуждения. А если тот решит действовать через народные собрания, то здесь кто-либо из народных трибунов мог заблокировать принятие угодного Антонию решения. Последней надеждой сената был бы созыв центуриатных комиций, но Антоний, получив поддержку Октавиана, сумел созвать трибутные, плебейские комиции, где большинство ему как раз обеспечивали плебеи. Каковых он, правда, лишил выплат, завещанных Цезарем! Но поскольку он стал другом и союзником того, кто эти выплаты произвёл, то закон был принят. Думается, не только из формальных союзнических обязательств Октавиан поддержал Антония. Убийца Цезаря Децим Брут во главе галльских легионов был ему также совершенно нежелателен. От идеи мести заговорщикам Октавиан отказываться не собирался, его поддержка Антония против Брута была глубоко осознанной. Ну и конечно, юноша вправе был надеяться на ответные шаги Антония ему навстречу, что было бы естественно в новой политической ситуации.

Итак, трибуны, на которых иные в сенате надеялись, принятию законопроекта не помешали. Здесь, конечно же, не обошлось и без стараний Луция Антония.

Примирение Антония и Октавиана состоялось. Это укрепляло позиции «дела Цезаря» в Риме и серьёзно ослабляло надежды тех, кто надеялся на возвращение к власти сенатской олигархии. Власти, почему-то именуемой многими как «римская свобода, завещанная предками», а иными по недоразумению или по наивности именно так и воспринимаемой.

Одним из главных ревнителей дела восстановления доцезарианской республики был, разумеется, Марк Туллий Цицерон. В Риме летом 44 г. до н. э. он отсутствовал, пребывая на своих виллах на юге Италии ^[281]. Но за всем происходящим в столице он внимательно следил. Более того, Цицерон состоял в переписке с Антонием. Она носила изысканно вежливый характер, но искренности в ней не было. Слишком разные это были люди, и уж больно разнились их представления о будущем Римской республики. «Вдобавок и прежде их разделяла неприязнь, вызванная полным несходством жизненных правил» ^[282].

Наблюдая со стороны за происходящим в Риме, Цицерон не мог не узнать о вспыхнувшей вражде между Антонием и Октавианом. На чьей стороне оказались его симпатии – догадаться не трудно. В Марке Антонии славный оратор видел главную угрозу делу республики как форме правления, юный же Октавиан представлялся ему человеком неопытным, не имеющим важных покровителей, пусть и был он законным наследником самого Цезаря. Свой собственный политический опыт, авторитет в Риме, умение разбираться в людях и влиять на них Цицерон наверняка оценивал самым высоким образом. Потому ему представлялось естественным взять сего незрелого юнца под своё покровительство, потихоньку отучить его от цезарианских предрассудков и сделать в своих руках сильнейшим орудием против и Антония, и всех прочих цезарианцев. Наследник Цезаря как соратник по борьбе за дело римской свободы – вот это подлинно потрясающий политический ход! То, что сей мальчик, и девятнадцати лет-то не достигший, имеет весьма твёрдые, пусть и недавно сформировавшиеся политические взгляды и осознаёт себя полноценным наследником Гая Юлия Цезаря, ветерану римской политической сцены почему-то в голову не приходило. Возможно потому, что не было в римской истории, знания которой у Цицерона были исчерпывающими, и близкого прецедента, чтобы подобный юнец на власть претендовал. Да и сам Октавиан при первой их встрече вёл себя столь скромно и почтительно, что заподозрить его в каких-либо замыслах, выходящих за рамки римских политических традиций, было просто невозможно.

Противостояние Октавиана и Антония вдохновило Цицерона на однозначную поддержку наследника Цезаря! Нельзя не признать решительно справедливым оценку этого Плутархом: «Но, по сути вещей, Цицерона сблизила с Цезарем прежде всего ненависть к Антонию, а затем собственная натура, столь жадная до почестей» ^[283].

Для объяснения своего покровительства Октавиану Цицерон сочинил целую легенду, долженствующую убедить римлян в «божественном покровительстве» своим действиям. Якобы ещё при жизни и Гнея Помпея Великого, и Гая Юлия Цезаря он видел удивительный сон. Приснилось ему, что сам Юпитер созвал на Капитолии сыновей сенаторов, дабы назначить одного из них владыкою и главою Рима. Божество внимательно оглядывало каждого из приведённых на его высочайший смотр мальчиков, но ни один из них не показался ему достойным столь великого будущего. Но как только появился молодой Цезарь, то Юпитер, простёрши десницу, возвестил: «Римляне! Междоусобицам вашим придёт конец, когда владыкою станет он» ^[284]. Наутро после такого замечательного сна, оказавшись на Марсовом поле, Цицерон вдруг воочию узрел того самого отрока, коему величайшее будущее предрёк сам Юпитер. Поинтересовавшись, кто же он, оратор узнал, что это скромный мальчик Гай Октавий, сын малоизвестного отца также Гая Октавия и племянницы Гая Юлия Цезаря Атии.

Такая дивная, спешно придуманная Цицероном легенда должна была дойти и до самого Октавиана. Сложно сказать, испытал ли он к сочинителю таковой благодарность, но уж наверняка счёл её полезной для своих устремлений. Главное же, Цицерон вопиюще не принял всерьёз твёрдого намерения Октавиана мстить и мстить беспощадно убийцам Цезаря. А они-то, изуверски убив безоружного и потрясая окровавленными кинжалами, чьё имя возглашали? Цицерона! Более того, Цицерон сохранял отношения с Брутом и даже поставил того в известность о своей готовности решительно поддерживать Октавиана против Антония и давал молодому Цезарю самые лестные характеристики.

Кстати, сам Брут совершенно не разделил восторгов ветерана политических битв по поводу наследника Цезаря. В письмах, обращённых и к самому Цицерону, и к ближайшему другу оратора Аттику, Марк Юний Брут пытался открыть глаза старшим товарищам по борьбе за спасение «римской свободы» на неразумность их действий. Он жёстко порицал Цицерона, прямо заявляя, что тот не «властью господина» тяготится, но лишь страшится «злого господина» и, объявляя молодого Цезаря достойным человеком, лишь выбирает себе «ярмо полегче» ^[285]. Напоминая Цицерону римскую историю, Брут подчёркивал, что предки не смирялись и с добрыми господами. Главное же, чему удивлялся Брут, это то, что Цицерон «в уплату за ниспровержение одного тирана-Антония – требует для себя права поставить тираном Цезаря» ^[286].