Собственные записки. 1835–1848 - Николай Муравьев-Карсский Страница 29

– А Лазарев? – возразил государь, – чего же лучше?

– Лазарев командует судами, а не высадными войсками.

– Да неужели из дивизионных начальников никого нельзя употребить в сие дело?

– Нельзя, ваше величество; я их знаю; я даже хотел просить военного министра о перемене одного из них.

– Кого это?

– Маевского.

– Да, он записывается в приказах, – сказал государь, – и действует более по-аудиторски; но я его полагал хорошим фронтовым офицером, и он прежде представлял мне части свои всегда в исправности.

– Он человек умный от природы, – сказал я, – но фронтовую службу мало знает, и приказы его очень странны.

– Ну, кланяйся же фельдмаршалу, – сказал мне государь, обнимая меня.

В это время польский крест мой зацепился за петлицу государя, и он, отцепляя его, сказал шутя:

– Видишь ли, как мы друг к другу привязаны. Скажи фельдмаршалу, что я весьма желаю, чтоб он сюда прибыл.

– Сколь можно поспешнее, государь?

– Да, мне хочется, – отвечал он, – дабы он здесь совсем успокоился и водворился.

После сего он меня отпустил и сел; но я, возвратившись от дверей, подошел к нему и сказал, что имею еще милости просить у него.

– Что такое? – спросил государь.

– Позвольте мне, ваше величество, поручить милостивому вниманию вашему брата моего Александра, возвратившегося ныне из Сибири.

Государь отвечал мне с приятной улыбкой и, как заметить можно было, с сердечным удовольствием, что он его ныне перевел в Симферополь ^[36].

– Повремени, повремени, – сказал он, весьма ласково, – все обойдется, все поправится. Я очень доволен твоим братом, который в Курске ^[37], ^[38].

По выходе от государя меня дожидался военный министр, который передал мне поручение государя уговорить фельдмаршала приехать в Петербург поскорее. Когда же он увидел, что я колебался в принятии поручения такого рода, для исполнения его скрытным образом, то он сказал мне, что я могу приступить к сему явными средствами и сказать фельдмаршалу, что присутствие его во время смотров войск, вышедших уже из его команды и в присутствии фельдмаршала Паскевича, который, может быть, приедет с государем, могло бы быть для него оскорбительно, и потому ему лучше бы было к тому времени уехать в Петербург. Я сообщил Клейнмихелю сказанное мне государем на счет фельдмаршала и объявил ему, что все сказанное мне им Клейнмихелем по сему делу считаю comme non-avenu ^[39], с чем и он согласился.

Оттуда поехал я на Елагин остров откланяться императрице и наследнику. Я дожидался близ двух часов, в течение которых видел два раза наследника, который, по спросу, простился со мной и поручил кланяться фельдмаршалу. Императрица вышла в приемную и собиралась ехать в город. Она много расспрашивала меня о семейных делах моих, о женитьбе и сестрах жены и заключила поручением упрекнуть фельдмаршала в том, что он ее забыл и просить благословения у митрополита Евгения.

На другой день после сего разговора, то есть 24-го числа, я был у графа Орлова и предупредил его о затруднениях, которые я встречу, если меня бы отправили без хлеба с отрядом в Турцию; ибо пятидневное продовольствие, о котором сказывал государь, скоро истощится; а затем нет никакого поручительства, чтобы я мог достать хлеба у турок, особливо в такое смутное время, как тогда будет. Орлов меня уверял, что он о сем уже несколько раз говорил государю, и что будет настаивать, дабы заблаговременно были сделаны все нужные приготовления. Он советовал мне поговорить о сем с военным министром. Я виделся с графом Чернышевым; но он по обыкновению своему ничего не выслушал, а только стал говорить сам о сем деле и сказал, что все у них готово к отправлению войск, раскланялся и отпустил меня. Я сказал ему, однако же, что считаю себя обязанным прислать записку о надобностях, которые встретятся в таком случае, что и располагаю исполнить: ибо если на них положиться, то они в состоянии отправить одни войска без всяких средств продовольственных и другого рода.

26-го я выехал из Петербурга и ночевал сию ночь у Прасковьи Николаевны Ахвердовой, в Царском Селе, откуда продолжал далее путь свой. Я продолжал далее путь свой 27-го числа и 30-го приехал во Всесвятское село, где оставил карету свою и въехал в Москву для свидания с Чертковым и Шаховским. 30-го же я выехал к брату Александру в Ботово, с коим и свиделся после пятнадцатилетней разлуки. 1 августа я приехал к батюшке в деревню, а 2-го от него выехал и 5-го числа приехал ночевать к Кругликову в Чечерск. 7-го я возвратился в Киев.

8-го я был у фельдмаршала. Он много обрадовался моему приезду, благодарил за известия, которые я ему сообщил, но, между прочим, жаловался на поступок государя против него. Я его успокаивал, говоря, что, если государь, положившись на ложное донесение Левашова, и оскорбил его, то оскорбление сие было совершенно заглажено последовавшими поступками государя; он на сие согласился. Я ему говорил о желании государя, дабы он ехал в Петербург. Сие его беспокоило.

– Меня не хотят здесь оставить, – сказал он; – им дом мой нужен для помещения государя, я им его очищу. Это все интриги Чернышева, который не хочет допустить, чтобы я здесь с государем виделся.

Я сказал ему о слышанном мной от государя, что он располагает назначить его для заступления его места во время отсутствия, но просил его держать сие втайне, нисколько не обнадеживая в сем и не представляя ему о сем с той целью, дабы его заманить в Петербург. Он обещался мне содержать сие в тайне и сказал, что поедет. Сперва он хотел ехать в Ревель, ибо он, кажется, затрудняется присутствием семейства своего; но теперь он решился ехать прямо в Петербург и приказал все изготовить к выезду своему к 10 сентября. Не менее того ему не хочется ехать, и он всякий день жалуется на свое положение.

Киев, 3 сентября

1-го числа фельдмаршал оставил командование свое армией. По сообщенному ему мной и несколько раз повторяемому желанию государя, дабы он поехал в Петербург, он было совсем собрался ехать и велел все изготовить к своему отъезду, а мне уведомить о сем Адлерберга, что я и сделал; но 2-го числа он решительно объявил мне, что не в силах совершить пути сего, и что если бы он и предпринял его, то не надеется довершить его, а умрет дорогой. Видя опасения его, я не решался более настаивать, дабы он съехал, и по приказанию его отправил по эстафете подписанный им рапорт на имя государя о сдаче им командования армией с изложением причин, препятствующих ему исполнить волю государя, и испрошением разрешения остаться до выздоровления в Киеве. Я изложил обстоятельства сии и в письме к Адлербергу.