Воровка. Королевы бандитской Одессы - Ольга Вяземская Страница 29

— И тогда у нас в руках, — улыбаясь, вспоминала Соня, — оставались не только часы или бумажник, но и сюртук или, пардон, панталоны незадачливого почтенного отца семейства, покинувшего родной дом ради отдыха на море.

Раньше или позже это должно было случиться. И это случилось. Сонька «выросла» из хипеша, как вырастают из ролей настоящие актрисы. Все чаще ее партнером становился Моше Блювштейн. И наступил миг, когда он согласился, что Соне надо двигаться дальше. Соня вышла замуж за Моше — и вытащила билет в мир совершенно иных афер.

Моше — почтенный поездной ципер — обучил Соню всем хитростям работы в поездах. Она научилась «выбивать лопатники», то бишь извлекать бумажники у ничего не почуявших разинь, «срезать котлы» — то есть избавлять других разинь от карманных часов.

— Он заменил мне отца, — рассказывала Соня. — Отца, которого у меня не было. До конца своей жизни участвовал в моих предприятиях, ни разу не приревновал, всегда был и верным другом, и любящим мужем, и идеальным партнером.

Моше — это признавала вся Молдаванка — был настоящим профессором в своем деле. Не будь Моше, судьба Сони могла бы пойти совсем по иному пути. И с этим тоже соглашалась Молдаванка, как бы скептически ни усмехался при этих словах пристав. Для Сони же Моше и в самом деле был целым миром. Он влюбился в девушку как мальчишка.

— Не влюбляйтесь в сорок, как в шестнадцать, — повторяла его присказку Соня. — Но в свои шестьдесят он со мной почему-то забыл собственные слова. Он был легок как юноша, и надежен как гранит. Он восхищался моими проделками, и оттого мне хотелось шалить и шалить…

Одним словом, устав от хипеша — дела шумного и неблагодарного, — Соня переключилась на иные проказы.

* * *

— Приехали, барыня, — донеслось с облучка.

— Да какая ж я тебе барыня, — пробормотала дама, осторожно спускаясь по крошечным ступенькам. — Жди меня тут, вскоре поедем дальше. Да не бойся, не обижу…

— Отчего бы мне бояться, — пожал плечами кучер, — уж ежели вы сказали, что не обидите, то и не обидите. Мне, таки да, не нужна какая-то тряпка, чтобы лицо человека рассмотреть.

Скажем по-честному, даму мгновенно узнавали все те, кто мог бы ей помочь. Вернее те, кто почел бы за честь помочь такой особе. Не зря же столичные валеты ей такой респект оказывают… А уж о том, кто и кому уважение делает, в городе первыми узнают дворники и кучера.

Тем временем в небольшой лавке, за которой ходила дурная слава хранилища краденого, дама закончила разговор и сейчас опять надевала перчатки.

— Будь осторожна, Софьюшка, — в который уж раз повторял ее собеседник, седой высокий мужчина. Если бы не седина, ему можно было бы дать и тридцать, и сорок.

— Не стоит беспокоиться, друг мой, — отвечала дама. — Эти мальчишки, приказчики, при виде меня просто теряют остатки мозгов. Как только я заговорю — сразу готовы на все. Один такой сегодня осмелел настолько, что даже предложил выпить чаю после покупки. У него в задней комнате магазинчика. Неужели я выгляжу дамой, которая готова уединиться в задней комнате лавочки?

— Ты выглядишь так, как хочешь сама. Но должен же он был попробовать… Внешность бывает обманчива.

Дама рассмеялась. Этот человек был для нее всем — учителем, другом, отцом. И ему почему-то всегда удавалось ее рассмешить.

— Камни у них замечательно хороши — чистой воды, так и сияют на солнце. А какие замечательные я видела броши… Очень строгие, необыкновенно изящные.

— Так, быть может, ты хотела бы получить такую в подарок?

— Может, и хотела бы… Но как-то странно прийти в магазин обыкновенным покупателем и отдать деньги за то, что можешь взять и так.

Мужчина укоризненно покачал головой.

— Покупателей не запомнят. А вот обольстительную воровку забыть долго не смогут.

— Если поймут, что она воровка… Пойду я, друг мой. Смеркаться скоро начнет, трудно будет окрестности осмотреть. Да и не так удобно делать это в самом центре города, на Дерибасовской…

— Но отчего бы не послать мальчишек? Они все осмотрят и точно зарисуют.

— Они могут не увидеть то, что смогу разглядеть я…

— Тебе виднее, девочка. Возвращайся и расскажи мне, что придумала… Ишь ты, «испанская роза»…

Дама усмехнулась.

— Этого я не придумывала. Ты пошлешь за отложенными камнями?

— Непременно. Я сам пойду. Не дело оставлять о себе хоть какую-то память.

— Ну-у, — промурлыкала дама, — определенную память я о себе точно оставила… счастье, что не этим господин пристав исправно интересуется.

— Будь осторожна.

Дама подставила мужчине щеку для поцелуя.

— Буду ждать тебя дома.

Женщина вышла на залитый солнцем крошечный дворик перед лавкой. Солнце стояло высоко, однако прохлада майского вечера уже флером накрывала и город, и дворик, и море в порту.

* * *

— Пока мужчины будут бороться за власть и состояние, — частенько повторяла Соня, — я буду использовать мужчин. Мужчины, нажива, слава, власть — это лишь инструменты выживания. Я просто хотела выжить… Жить. Ну что плохого в том, что я делала это весело?

У Сони было необыкновенное воображение — все, что она придумывала, было уникальным, пусть и уникально преступным. Ее проделки балансировали на опасной грани трагедии и утонченного фарса. Казалось, что аромат риска кружит ей голову, как самое дорогое шампанское. А уж если риск был оправдан…

Жил-был в Одессе в восемьсот семидесятых годах содержатель ломбарда и блатыкайн, то есть скупщик краденого, по имени Яков Зингер. Он пользовался заслуженным авторитетом, его ломбард и дом воры обходили десятой дорогой, полицейские состояли у него на довольствии. Зингер ссужал деньги под невероятные проценты и разорил немало народу.

Когда Сонька, начинающая воровка, пришла к ростовщику за помощью, Зингера ничто не насторожило. Девушка умоляла Якова ссудить денег для того, чтобы выкупить из участка мужа, уважаемого одесского вора. Зингер отказал — он не давал денег без обеспечения. Сонька долго колебалась и наконец, решившись, предложила ростовщику краденые драгоценности.

Камни были настолько хороши и так велики, что в глазах Зингера загорелись алчные огоньки: украшения стоили намного дороже тех трех тысяч, которые просила Сонька. Но корыстный ростовщик все-таки почуял подвох — девушку выдавала нервозность. Она теребила носовой платочек и часто прикладывала его к горящим щекам. И Зингер, скупщик, что называется, с чутьем, оказался прав. Он, конечно, и мысли не допускал, что его хотят обмануть. Но, верный предчувствиям, чуть надавил на Соньку. Та пыталась увильнуть от ответа. Однако куда было молоденькой воровке тягаться с матерым ростовщиком, из-за жадности которого расстался с жизнью не один бедняга.

Сонька призналась: на камнях кровь. При ограблении был застрелен владелец — кишиневский градоначальник. Эти украшения ищет вся полиция Российской империи. Разгневанный ростовщик вскочил и велел Соньке как можно скорее убираться прочь. Заплакав, Сонька встала и пошла к двери. Она была безутешна. До выхода оставалась всего пара шагов, когда блатыкайн окликнул девушку. Та с надеждой обернулась.