Товарищ Чикатило - Михаил Кривич Страница 28

Эти два четверостишия хорошего поэта Льва Ошанина он знал наизусть с университетских времен и почему-то вспоминал их всякий раз при виде девочки или женщины, когда начинало стучать в висках, а к низу живота приливала горячая волна, будто он, как бывало с ним изредка в школьные годы, обмочился на уроке.

Он чувствовал — что-то должно произойти. После осечек грянет выстрел. Провидение отправило его в командировку, а не жалкий директор.

От надышанного автобусного тепла его очки запотели, все кругом было в тумане, плыло цветными пятнами. Он аккуратно протер стекла носовым платком, надел очки и осмотрел публику. Среди пассажиров женского пола не было никого, кто вправе был бы претендовать на звание дамы «всесоюзной красоты». Наплевать, при чем здесь красота? Идет охота! Чем плоха, например, вон та, в черной меховой шапочке, возле передней двери? Он протиснулся ближе к двери и услыхал ее голос с легкой хрипотцой, обращенный к коротышке в фетровой шляпе: «Мужчина, вы на следующей выходите?» И когда она, протиснувшись мимо шляпы, вышла из автобуса, он, расталкивая публику и цепляясь за чьи-то руки, выпрыгнул вслед за нею. Закрывающаяся дверь автобуса едва не защемила портфель.

Его звездный час еще не наступил. Хриплоголосую в черной шапочке ждал на автобусной остановке крепкий мужчина с военной выправкой.

Остановка называлась «Институт ядерных исследований», этого места он побаивался — говорили, что здесь сильная радиация. Пусть эта парочка нахватается излучения и сдохнет. Он сел в следующий автобус. Не доезжая одной остановки до аэровокзала, сошел и отправился дальше пешком; все равно времени полно, девать некуда. Ветер стих, а может быть, здесь его и не было, стало не так мрачно, похоже, небо прояснилось. Одинокому волку вдруг ужасно захотелось есть. Он с вожделением представил себе круг копченой колбасы и крутые яйца, много крутых яиц. И в эту минуту взгляд его упал на одинокую женскую фигуру, бредущую по направлению к остановке. Фигура держалась на ногах не совсем твердо.

Только подойдя к ней совсем близко, он понял, что женщина немолода. Но он не мог позволить себе еще одну осечку.

Она остановилась и прислонилась к дереву, будто размышляя, куда идти дальше, и непослушными пальцами поправляла платок. Он подошел сзади и, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и безразлично, спросил: «Далеко путь держите?»

Линия жизни и линия смерти сошлись, как сходятся два железнодорожных пути, и пошли рядом. Так им идти совсем недолго, какие-то сотни метров.

Потом они пересекутся.

* * *

И на прохладном воздухе голова Марты Михайловны не прояснилась до конца. Тяжелое чувство прошло, но осталось кружение в голове, приятное возбуждение, которое бывает, когда на вечеринке встают из-за праздничного стола.

Мужчина, обратившийся к ней так вежливо и непривычно, ей сразу понравился.

Зря про нее болтают, будто она после третьей рюмки готова пойти с любым. Им только языком чесать, а еще называются подруги. Нет, с любым она не пойдет. Мужчина должен ей понравиться, произвести хорошее впечатление. Ей нужен человек солидный, положительный, на которого можно опереться. Хотя, по правде, если он будет несолидный, а какой-нибудь петух молодой, он на нее и глаз не положит. Прошло времечко, чего зря говорить. Этот с портфелем вроде бы ничего. Рассудительный, в беседе приятный, вот, жизнью ее интересуется.

Они медленно шли — она и не вникала, куда именно, — он спрашивал, а она рассказывала ему о своей жизни, которая непонятно с какого момента вдруг перекосилась, о том, что раньше, когда был жив дядя-генерал, все было иначе: благополучнее, надежнее, чище.

Он знал прекрасно, куда они идут. Не в подробностях — они его не волновали, — но в общем знал определенно. Сто шагов в ту или другую сторону дела не решают. Была бы цель, место найдется.