Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры - Владимир Петрухин Страница 28

Вместе с тем перечисление народов все же соотносится с их географическим размещением: русь и чудь сидят на Варяжском (Балтийском) море; «вси языци» живут на Волге (меря, мурома, мордва) и севернее до угры — уральских угров; затем перечень «поворачивает» назад к Балтике — балт-ским народам, начиная с литвы (характерный для средневековья хорографический принцип описания «по кругу»). В этом «круге» отсутствуют славяне, и сторонники исконно славянской руси готовы утверждать, что русь и представляет здесь славян — последующее ее размещение среди варягов есть нелепая вставка редактора-«норманиста». Проблему разрешает обращение к контексту летописи: летописное повествование о словенах (праславянах) на Дунае (в Иллирике) и руси на Варяжском море рядом с чудью предшествует рассказу о расселении славянских племен. Словене еще пребывают на «дунайской прародине», поэтому место между прибалтийской чудью и верхневолжской мерей (будущими участниками призвания варягов) «пустует», словене и кривичи еще не пришли на север Восточной Европы.

Следующая задача летописца, подчиненная «заглавной» цели, — выяснить «откуда есть пошла Русская земля» и указать место руси уже среди славянских народов. Для этого ему нужно было перейти от статичного географического описания, где славяне помещены рядом с Иллириком, далеко от Руси, к «историческому» расселению славян от Дуная. Поэтому вслед за этногенетической частью («Афетова колена»), содержащей проанализированные списки народов Европы, где славяне не упомянуты, вводится мотив вавилонского столпотворения (основанный на «Хронографе», включавшем фрагменты ветхозаветного апокрифа «Малое бытие») и рассеяния народов, среди них — словен, которые «по мнозҍхъ времянҍх» сели на Дунае (космографическое введение не знает абсолютных дат), «где есть ныне Угорьска земля и Болгарьска». «И от тех словен разидошася по земле и прозвашася имены своими, где седше на котором месте», — завершает летописец цитатой из «Таблицы народов» этот пассаж (ПВЛ. С. 8).

Начинается список с сидящих на реке «Марава» и прозвавшихся морава, ведь к ним была направлена миссия Кирилла и Мефодия. Далее географическое описание расселения совмещается с этногенетическим: ср. о западных славянах — «и от тех ляхов прозвашася поляне (польские поляне. — В. П.), ляхове друзии лутичи, ини мазовшане, ини поморяне (далее «от ляхов» производятся и восточнославянские племена радимичей и вятичей. — В. П.)… Тако же и ти словене пришедше и седоша по Днепру и нарекошася поляне, а друзии древляне» — и т. д. о дреговичах, полочанах, словенах новгородских, северянах на Десне.

Далее снова говорится о киевских полянах (характерный повтор), в рассказ о которых вставлено повествование о пути «из варяг в греки» (описание пути начинается с упоминания Киевских гор) и об апостоле Андрее. Затем говорится об основании Киева, «племенных» княжениях восточных славян и расселении иных «языков». Эту информацию и подытоживает летописец, вводя упоминание Руси, но не в этногенетическом смысле (так как в этом смысле русь у него — варяжская), а в географическом, государственном: «Се бо токмо словҍнескъ языкъ в Руси: поляне, деревляне, ноугородьци, полочане ^[70], дреговичи, сҍверъ, бужане /…/, велыняне. А се суть инии языци, иже дань дають Руси: чюдь, меря, мурома» и т. д. (ПВЛ. С. 10) (см. рис. 8). Все эти изыскания помещены во вводной космографической части «Повести временных лет», не разбитой на погодные записи: так традиционно начинались средневековые хронографы и раннеисторические описания вообще. Собственно историческая часть начинается с даты (начало царствования императора Михаила — 852 г.), которую летописец вычислил (правда, неточно — см. комментарий ПВЛ. С. 395–396), опираясь на первое упоминание руси в Хронике Амартола.

Но «дунайская» история славян не прерывается в космографической части летописи, а имеет непосредственное и до сих пор обескураживающее исследователей продолжение в части датированной. Рассказав о призвании руси — варяжских князей (862 г.) и захвате Олегом Киева (882 г.), летописец возвращается под 898 г. (!) к судьбам «словен» на Дунае (см. главу VI).