Пуля для адмирала Кетлинского - Владимир Шигин Страница 28

Разумеется, встречи матросов с политэмигрантами и рост революционных настроений на «Аскольде» были вскоре замечены французской полицией и, находившимися во Франции агенты русской тайной полиции. Французы не имели точных данных о наличии революционной организации на крейсере, но у них имелись сведения о революционных настроениях команды, а потому они не исключали существования подпольной организации.

О.Ф. Найда в своем исследовательском труде «Революционное движение в царском флоте» писал: «Уже в июле 1916 г. из Парижа и Петербурга командование крейсера получило телеграммы с требованием пресечь на крейсере революционную деятельность «пораженцев», изолировать от команды матросов, зараженных революционной пропагандой, и примерно наказать виновных».

Матросы, как видно из документов и воспоминаний участников событий, действительно в массе своей были настроены достаточно революционно. Они читали соответствующую литературу, собирали сходки на берегу, но, ни о каком восстании, однако не помышляли. Впрочем, высказывания о том, что хорошо бы поубивать всех офицеров и взорвать крейсер все же начали звучать у наиболее радикально настроенных членов команды.

В июле матрос 2-й статьи Рябополов доложил командиру крейсера, что «на крейсере неспокойно, так как некоторые нижние чины кочегарной команды получают и имеют нелегальную литературу. Купили на берегу в Тулоне оружие, которое держат на корабле, устраивают сходки на берегу, готовятся произвести на крейсере возмущение; убить офицеров и по получении сведений из Архангельска приведут свое намерение в исполнение».

Получив такие сведения, командир корабля капитан 1 ранга Иванов решил произвести обыск. Проведенный обыск ничего существенного не дал, хотя и озлобил команду. Возможно, на этом бы все дело и закончилось, если бы не последующие события.

Первый сигнал опасности прозвучал в июне 1916 года. Тогда кочегар Рябополов донёс о, якобы, начавшейся подготовке заговора на крейсере, имевшем целью уничтожить офицеров при подходе к русским берегам и закупке оружия. Подтверждая слова кочегара, вестовой Лапицкий так же донес, что командой закуплено 100 револьверов. При этом Лапицкий признал, что это лишь слухи, которые ходят среди команды и ничего более конкретного он сказать не может. При этом и Рябополову особого доверия не было, так как он как раз в тот момент отбывал наказание за кражу продуктов из офицерского погреба. Иванов посчитал, что он, таким образом, хочет выслужиться и заслужить прощение. К тому же и сам штрафной кочегар заявил, что все он рассказывает лишь потому, что его вот наказали за сущую мелочь, а другие совершают, куда большие преступления, причем совершенно безнаказанно.

Все же, на всякий случай, Иванов приказал провести обыск в кочегарках, некоторых помещениях и вещах матросов, названных Ряполовым. При этом была найдена нелегальная литература и две квитанционные книжки, говорящие, что среди команды производится сбор денег на какие-то цели. Оружие найти не удалось. Иванов поручил инженеру-механику Петерсену провести по делу предварительное следствие».

Через два дня после обыска командир «Аскольда» капитан 1 ранга Иванов получил письмо, содержавшее послание от некоего русского подданного Льва Виндинга-Гарина. В 1916 году Виндинг состоял на французской службе волонтером-писарем в штабе в Марселе, однако затем ушёл со службы и уехал в Лион, откуда поддерживал переписку с аскольдовским унтер-офицером Самохиным. Кроме этого он поддерживал дружеские отношения с телеграфистами Потемкиным и Цветницким.

На встречах с матросами Виндинг выдавал себя за революционера и вызывал на откровенные разговоры. Виндинг-Гарин подтверждал наличие на крейсере революционной организации, никаких конкретных фамилий не называл. Однако давал понять, что при личной встрече мог бы сообщить еще некоторые подробности.

Капитан 1 ранга Иванов, не желая лично вести беседы с Виндингом-Гариным, поручил встретиться с ним инженер-механику старшему лейтенанту Петерсену. При состоявшейся встрече с Петерсеном Виндинг-Гарин заявил, что он, якобы, командирован во Францию московским охранным отделением для слежки за некоторыми русскими эмигрантами. Случайно в ходе бесед с матросами он узнал, что на корабле ведется революционная работа, и в связи с этим по личной инициативе занялся проверкой полученных сведений. Виндинг утверждал, что главными зачинщиками революционной деятельности на корабле являются матросы машинной и кочегарной команд. Кроме этого он подтвердил слова Рябополова и Лапицкого, что матросы этих команд, под видом сбора денег на граммофоны, на самом деле купили револьверы для уничтожения офицеров во время намечаемого восстания. По словам Виндинга матросы покупали и нелегальные печатные издания. В подтверждение своих слов Виндинг-Гарин передал Петерсону в качестве улики револьвер, который ему, якобы, передали матросы на временное хранение.

Предположив, что на корабле готовится что-то серьезное, командир крейсера сообщил о ситуации на корабле в Петроград морскому министру».

Одновременно Иванов 6-й вполне разумно решил проверить личность Виндинга-Гарина. С этой целью он снесся с начальником русской полиции в Париже.

Последний сообщил, что Виндинг в полиции на службе не состоит и никогда не состоял, а является обычным авантюристом, и его показаниям советовал особо не верить. Было установлено, что в свое время Лев Виндинг в России по суду был лишён всех прав и состояния. Во Франции он служил солдатом в 101-й батареи 10-го пехотного артиллерийского полка (так в документе – В.Ш.), втерся в доверие к команде и вовлекал её в революционную деятельность с провокационной целью, примерно с апреля 1916 года. Вначале Виндинг был принят среди офицеров крейсера, где объявил себя секретным командированным агентом Московского охранного отделения и собирался, якобы, о готовящемся восстании на «Аскольде» информировать Петербург. Кроме этого было установлено, что Виндинг на самом деле несколько раз обращался к начальнику русской заграничной полиции с просьбой принять его на службу. Сразу же встает вопрос, кем же на самом деле является Виндинг: обычным любителем острых ощущений, агитатором-революционером или германским шпионом-диверсантом»? Разумеется, революционное прошлое Виндинга, прямо скажем, настораживает. Впрочем, с началом Мировой войны многие бывшие революционеры стали настоящими патриотами своего Отечества и храбро сражались с неприятелем на фронтах.

Несмотря на разоблачение Виндинга старший лейтенант Петерсен продолжал настойчиво добиваться разрешения произвести повторный обыск у «нижних чинов». В конце концов, Иванов уступил настояниям Петерсена и разрешил проведение повторного обыска.

Результаты этого обыска полностью подтвердили слова Виндинга и оправдали худшие опасения старшего лейтенанта Петерсена. В ходе него было найдено не только несколько нелегальных изданий, но и три револьвера. Один из револьверов был найден в тюках сменного рабочего платья. «Хозяев» револьверов, понятное дело, установить так и не удалось. Во время обыска никаких волнений, неудовольствий или тревожного настроения в команде не отмечалось. Наоборот, матросы, зная о возбуждении дела, чувствовали себя достаточно подавленно.