Английские короли - Вадим Эрлихман Страница 28

В 1156 году Генрих совершил краткий визит во Францию, где принес королю Людовику новый оммаж за свои владения. Тогда же он нанес окончательное поражение брату Джефре и навсегда лишил его надежд на анжуйское наследство. После этого он вернулся в Англию, с большой армией двинулся на север и отобрал у шотландского короля Малькольма IV Нортумбрию, захваченную во времена Стефана. За оставшиеся у шотландцев английские земли Малькольм принес оммаж. На обратном пути Генрих заставил дать присягу нескольких валлийских князей. С триумфом вернувшись в Лондон, он снова отбыл во Францию, где добился от Людовика согласия на брак его дочери Маргариты со своим старшим сыном, тоже Генрихом (первый сын Генриха и Алиеноры Вильгельм прожил всего два года).

Король пытался еще больше увеличить свои владения — после смерти Джефре в 1158 году он обеспечил себе власть над Бретанью, а в следующем году поддержал притязания жены на обширное Тулузское графство. Для завоевания Тулузы Генрих решил собрать всех своих английских вассалов во главе с королем Шотландии, но привыкшие к вольности бароны не спешили переплывать Ла-Манш. Тогда король принял прогрессивное для своего века решение — заменить обязательную военную повинность вассалов «щитовым сбором», на который была нанята целая армия наемников. Осенью армия Генриха заняла Керси и подступила к воротам Тулузы, но тут разразился открытый конфликт с Людовиком, который не собирался дольше терпеть разрастания анжуйских владений. С севера к Тулузе подошло французское войско во главе с самим королем. Генрих не мог нарушить феодального этикета, который запрещал вассалу лично сражаться с сюзереном. Ему пришлось заключить в мае 1160 года мир и отказаться от Тулузы.

Утешился он осенью, когда все же выдал принцессу Маргариту за своего сына и прибрал к рукам ее приданое — мощную крепость Вексен на границе с Нормандией. Позже он проявил свои качества дипломата, успешно выступив посредником в споре между папой Александром III и германским императором. Благодарный папа вынудил Людовика заключить с английским королем «вечный мир». В промежутке между войнами и интригами Генрих решил осуществить давно намеченную административную реформу в Англии. Он видел, что простого восстановления прежних учреждений недостаточно для успешного развития страны, где многолетние гражданские войны усилили независимость и активность всех сословий — рыцарей, купцов, свободных крестьян-йоменов. Одновременно резко возросло влияние духовенства. Упадок юстиции и отсутствие единых законов увеличили роль церковных судов; церковь также оставалась крупнейшим землевладельцем. Прежде королевская власть опиралась на духовенство в борьбе с феодалами; такое положение сохранялось и теперь, но уже назревала новая ситуация, когда эти две силы неминуемо должны были столкнуться.

Но начал Генрих с финансовой реформы. В 1158 году он выпустил собственные серебряные пенни или стерлинги, запретив хождение обесцененных монет своих предшественников. Заодно он принял меры по недопущению подпольной чеканки монеты из серебра, добытого в частных копях. Следующим шагом стала судебная реформа. Все важные дела были изъяты из компетенции местных судов и переданы в королевскую курию (curia regis), судьи которой были обязаны совершать ежегодный объезд всех графств. Тогда же были запрещены судебные поединки и прочие виды «Божьего суда»; взамен приговор выносили двенадцать избранных рыцарей данного округа — предшественники присяжных. Король повел наступление на феодальные привилегии — частные войны, право суда в своих владениях, освобождение от налогов. Уплатив «щитовой сбор» (скутагий), бароны могли теперь не отправляться вместе с королем в заморские походы. Однако этот налог распространился не только на земли светских феодалов, но и на духовные владения. Так был сделан первый шаг по ликвидации системы церковного иммунитета, из-за которой значительная часть населения страны не подчинялась королевским законам и не платила налоги государству.

С самого начала эти меры Генриха вызвали сопротивление со стороны церкви. Одним из главных критиков короля стал Хьюг, епископ Линкольна. Как-то он выгнал из своих владений королевского сборщика налогов. В отместку сам король и все его придворные перестали замечать епископа и разговаривать с ним. «Я вижу, вы недалеко ушли от своих фалезских родичей», — громко заметил епископ, намекая на мать Вильгельма Завоевателя — дочь кожевника из Фалеза. Окружающие замерли, ожидая привычной вспышки гнева, но Генрих только рассмеялся и простил Хьюга. Он понимал, что простоватый епископ выражает мнение большинства своих коллег. Для осторожного продвижения церковных реформ необходимо было заручиться поддержкой умного и авторитетного человека, лично преданного королю. Генрих не мог найти лучшей кандидатуры, чем его друг Томас Бекет, которого он в 1155 году сделал канцлером, а в 1161-м — архиепископом Кентерберийским. Канцлер тогда занимал важное положение — он председательствовал на всех советах, скреплял печатью королевские указы, распоряжался вакантными феодальными владениями.

Человек, назначенный на этот важный пост, не принадлежал к знатному роду. Его отец, купец Гилберт Бекет, происходил из Руана, но давно уже жил в Лондоне, где одно время занимал должность шерифа. По красивой, но абсолютно недостоверной легенде мать Томаса была дочерью сарацинского эмира, похищенной Гилбертом из Святой земли. Для своего времени Томас получил очень хорошее образование — уже в десять лет он посещал церковную школу в Суррее, потом учился в Лондоне, а после изучал богословие в Сорбонне. Вернувшись домой в двадцать два года, он нашел отца разорившимся и был вынужден работать писцом. Друг семьи представил его архиепископу Теобальду, после чего карьера Томаса пошла в гору. Он стажировался в знаменитом Болонском университете, а потом был специальным представителем Теобальда в Риме. Архиепископ благоволил Генриху, и тот после вступления на престол поспешил проявить свою благодарность. Томас стал архидьяконом Кентербери, а потом и канцлером — вместо Найджела, епископа Или.

Только выдающиеся способности Томаса Бекета позволили ему занять столь важные посты, но амбиции его были еще больше. Томас был незаурядным человеком, очень похожим на Генриха. Недаром между ними установились доверительные отношения, несмотря на разницу в возрасте (Томас был старше на пятнадцать лет). Объединяло их многое — та же энергия, тот же взрывной темперамент, та же отвага в битве. И то же упрямство, которое в конце концов и сделало их врагами. Многие историки не смогли поверить быстрому превращению Бекета из воина и придворного в святого подвижника и из друга короля — в его врага. Они решили, что все его поступки были лицемерными, продиктованными одним лишь властолюбием. Но несомненна искренность поступков Томаса, которая часто шла ему во вред. Он просто не мог сдержать свой горячий нрав, когда вначале не пытался избежать королевского гнева, а потом и сознательно провоцировал его.

Еще будучи канцлером, Томас дал обет безбрачия и стойко противился многочисленным плотским искушениям королевского двора. Однако он не смог устоять перед другим искушением — пышностью. Он одевался богаче и изящнее всех других придворных и следовал последним новинкам французской моды; за его стол, сияющий золотом и серебром, ежедневно садилось не менее десятка графов и баронов. Каждое утро пол в его гостиной устилали свежей травой, а зимой — сеном, чтобы хозяин и его гости ненароком не запачкались. Когда Томас отправился с посольством к Людовику, его обоз напоминал бродячий цирк. Впереди шли сто пятьдесят слуг в ливреях, распевая английские песни; далее следовали охотники с лающими гончими на поводках; за ними ехали шесть громадных повозок, охраняемых свирепыми мастифами. В этих повозках везли все необходимое для канцлера — в одной помещалась церковь, в другой спальня, в третьей кухня, а остальные были нагружены едой и элем в дубовых бочках. Далее следовали мулы, навьюченные церковной утварью, облачениями, мебелью, одеждой и тюками с мелкими монетами, которые по пути раздавались нищим. Дальше по двое ехали сокольничьи с соколами на перчатках, рыцари и церковники, а в самом конце следовал сам Томас верхом на лошади.