Первая мировая война. Краткая история - Норман Стоун Страница 28

Это позволило британцам прорвать линию «Зигфрида» (британцы называли ее «линией Гинденбурга»). Двадцать седьмого сентября они начали мощное наступление по широкому фронту в девять миль перед Камбре. Оборона противника составляла в глубину три мили, и ее главным препятствием был Сен-Кантенский канал с пятидесятифутовыми крутыми берегами, обрамлявшими шестифутовую толщу мутной воды. Танки могли пробиться только поверх туннеля, по которому проходил канал, но немцы густо заполнили его проволочными заграждениями, и машины застревали в этой стальной паутине. Британцы обрушили на противника огонь ураганной силы. Артобстрел длился восемь часов; каждую минуту на пятистах ярдах траншей взрывалось сто двадцать шесть снарядов только полевых орудий; контрбатарейный огонь подавил германскую тяжелую артиллерию. Похоже, на стороне британцев была и богиня удачи Фортуна. Накануне они захватили контурные карты вражеской обороны, а в момент наступления на канал опустился туман, и первая же дивизия преодолела его, взобралась на противоположный берег и прорвала линию «Зигфрида» по фронту шириной три мили. За ними последовали австралийцы и канадцы, и к 5 октября британцы вышли на открытое пространство. Хейг хотел было приостановить наступление, но немцы продолжали отходить, сдвинув фронт в начале ноября почти к Брюсселю и Намюру. В середине октября, наконец, американцы прорвали линию «Кримхильды», создав угрозу захвата железнодорожного узла Мец.

Стало ясно: Германия терпит поражение. В марте — июле она потеряла более миллиона человек и еще три четверти миллиона — в последующие месяцы, около половины — пленными. Рушилась военная экономика, заводы работали на последнем дыхании. Лидер социал-демократов требовал четыре тысячи вагонов для перевозки жизненно необходимого картофеля рабочим северных и восточных кварталов Берлина, но их не было. Без сомнения, страна еще могла воевать и в 1919 году, как это произошло в 1945 году, но конец уже был близок. Людендорф нервничал и набрасывался на всех, кто попадался под руку, даже на кайзера. Он настаивал: войну надо прекращать. «Мы не можем больше полагаться на войска», — говорил он своему штабу. Конечно, армия могла удерживать Рейн, однако все разваливалось само по себе, выходили из игры союзники Германии. Они следили за событиями на Западном фронте и после поражения Людендорфа бежали, как крысы с тонущего корабля, пытаясь прибрать к рукам то, что еще можно было спасти.

Пятнадцатого сентября союзнические войска в Салониках, которые немцы пренебрежительно называли своим «самым большим лагерем военнопленных», двинулись вперед и разгромили болгар. В любом случае болгары не получили от немцев того, чего хотели: никакой южной балканской империи, как во время оно. Двадцать восьмого сентября они запросили мира. Турция оказалась отрезанной от Германии. Младотурки были злы на немцев за вмешательство на Кавказе, а некоторые из них даже подумывали: не лучше ли расстаться с немцами, отдать арабов британцам и заняться, при поддержке тех же британцев, Кавказом и его нефтью. Энвер-паша уже размышлял над тем, как заменить Османскую империю сугубо национальной Турцией, включающей в себя и всю тюркскую Среднюю Азию. Младотурки отправились на немецкой подводной лодке в Одессу, а оттуда — в Берлин, Москву, на Кавказ, в Афганистан реализовывать план паши. Османская армия ушла из Сирии, перемирие было подписано 30 октября. Сложили оружие австрийцы. Австро-венгерское правительство еще раньше подавало знаки о готовности принять «Четырнадцать пунктов» президента Вильсона, и император назначил премьер-министром профессора Генриха Ламмаша, который верил в непреходящую ценность американских принципов (впоследствии эмигрировал и стал преподавать в Беркли). Во всяком случае, империи Габсбургов пришел конец. Венгрия провозгласила независимость, то же самое сделали национальные комитеты различных негерманских народов. Австрийские немцы были первыми в этой череде борцов за национальное самоопределение: они намеревались присоединиться к Германии. По этому случаю Германия даже на короткое время вторглась в Австрию. Итальянцы, воспользовавшись суматохой, в последние дни октября согнали несколько сот тысяч прекративших сопротивление солдат и назвали это битвой при Витторио-Венето.

У Германии все еще оставался порох в пороховницах. Конечно, армия уже была не та, что прежде, но и ее остатки представляли грозную силу. Она контролировала значительную территорию России и Турцию. Близилась зима. Рейн создавал немалое препятствие, а союзники тоже устали от войны. Возникали и вопросы. Согласятся ли британцы, у которых имелась своя империя, с «Четырнадцатью пунктами Вильсона? Ведь они предусматривали освобождение колоний. Брест-Литовск означал самоопределение для народов царской империи. Кроме того, Германия могла понадобиться как ведущая антикоммунистическая держава. У Людендорфа теперь был покладистый министр иностранных дел. К концу сентября, после болгарского перемирия они вместе сочинили план, который, не показали даже канцлеру: направить президенту Вильсону обращение и формально пообещать превратить Германию в более демократическое государство. Для этого случая пригодятся и немецкие левые. Людендорф как и другие националисты, винил их в падении морального духа, экономических неурядицах и инфляции, вызываемой высокими зарплатами. Тридцатого сентября был назначен новый канцлер, князь Макс Баденский, либерал с юга, и в его кабинет вошли представители центристских левых партий. Князь Баденский понимал ситуацию так: если он запросит перемирия, то это окончательно подорвет моральный дух немцев, они подумают, что все кончено, наступит коллапс и не останется предмета для переговоров. И он оказался прав. Кайзер внес свой последний пагубный вклад в германскую историю, сказав князю: «Вас назначили не для того, чтобы создавать трудности для верховного главнокомандования». В ночь с 4 на 5 октября в Соединенные Штаты ушла депеша. Людендорф пытался спасти свою репутацию, он подталкивал других к окончанию войны, чтобы потом отвернуться от них и сказать: это была не его вина.

Фильм «О! Какая миленькая война!» («Oh! What а Lovely War») заканчивается гениальной сценой: красная лента (символ бюрократии) медленно обвивает могилы погибших солдат. Чиновники-дипломаты и генералы верховного главнокомандования больше месяца торжественно обсуждали «за» и «против» перемирия, а в это время на фронте продолжали сражаться и гибнуть люди, десятками тысяч. Германская нота вызвала некоторую головную боль у союзников. Им пришлось говорить о демократии и самоопределении наций, хотя все они думали только о мести и расширении своих империй за счет потерпевших поражение. Даже бельгийцы намеревались отхватить у голландцев эстуарий Шельды. Получить от союзников здравый и единодушный ответ было затруднительно, но в итоге взяло верх дипломатическое искусство британцев.

Сами немцы вели себя неуклюже. Лидеры центристов и левых — Маттиас Эрцбергер и Филипп Шейдеман — изъявили желание принять «Четырнадцать пунктов», но генералы лишь 5 октября соизволили взглянуть на них, а в министерстве иностранных дел решили, что они могут служить основой для переговоров, и не более того. Шел заунывный обмен посланиями: Вильсон — 8-го, Берлин — 12-го, Вильсон — 14-го, Берлин — 20-го, и еще раз — в конце месяца. Наверное, если бы немцы были в большей мере реалистами, они сохранили бы кое-что для Германии. Однако ими владели иллюзии, а 12 октября они совершили вообще дикий поступок: потопили британский пассажирский лайнер «Лейнстер», погубив четыреста пятьдесят человек, в том числе сто тридцать пять женщин и детей. Отступая во Фландрии, они травили колодцы и «кольцевали» (обдирали кору) фруктовые деревья. Если Вильсон вначале подавал какие-то признаки великодушия, тревожившие союзников, то теперь он выставлял жесткие требования. Германия должна иметь надлежащую демократию, конституционную монархию и позабыть о подводных лодках. Князь Макс согласился. Людендорф круто изменил свой первоначальный курс и принялся проповедовать очень опасную теорию: Германия-де вовсе не потерпела поражение. Он прибыл в Берлин без санкции кайзера и заявил: Германия будет сражаться. Двадцать шестого октября Людендорф денонсировал условия перемирия, заявленные его же людьми в министерстве иностранных дел, и разругался с кайзером, даже оскорбив его. О князе Максе и его благонамеренных партнерах в левых кругах генерал презрительно сказал: «Эти люди проглотят суп, который они приготовили для нас». Они действительно все «проглотили». Военачальники сохранили свое лицо. Впоследствии Людендорф использовал «свое лицо» для того, чтобы ввести в большую политику Адольфа Гитлера , которого через десять лет, в 1933 году, престарелый президент Гинденбург назначил канцлером.