Георгий Юматов - Наталья Тендора Страница 28

И здесь очень показателен последний, решающий разговор между Венькой и Начальником:

Венька, как всегда, страстно отстаивает свою, как ему кажется, единственно верную, с позиций комсомольца, точку зрения: «Советская власть против вранья. Она борется за правду, за одну только чистую правду и счастье».

– Ты еще меня будешь агитировать? – удивляется герой Николая Крючкова.

– Нет, не буду вас агитировать. Я буду жаловаться на вас. И я не хочу больше работать с вами.

– Значит, какой-то бандит Баукин дороже меня, дороже твоего начальника?

– Нет. Мне всего дороже правда.

– Да ты погоди, не горячись! Ты пойми, я хочу показать, что мы тут не хлопаем ушами, а работаем. Работаем!

– Значит, вы хотите показать, что это не Баукин взял Воронцова, а мы взяли – Баукина, Воронцова?.. Это же вранье!

– Да ты погоди, я хочу тебя представить к награде. Ты понимаешь, тебе выдадут награду!

– Награду? Вы лучше выдайте мне другие глаза, чтобы я мог смотреть и не стыдиться… Выдайте мне какие-нибудь собачьи глаза…»

Фильм ценен, в первую очередь, сложной драмой характеров, заканчивающейся трагическим самоубийством Веньки Малышева, не желающего мириться с заскорузлостью демагогов и карьеристов, порочащих новую власть. Он просто не может жить рядом с ложью. Герой Юматова считает, что мы в ответе не только за то, что происходит при нас, но и за то, что будет происходить после нас.

Интересен допрос Венькой Малышевым Лазаря Баукина. Они в угрозыске. Не в характере Веньки хитрить. Он держится, как обычно, просто, только суровее и прямее стал его взгляд, напряженнее сжаты губы, когда Венька выслушивает ответы Баукина. Трудно в такой момент даже представить себе Веньку улыбающимся, сбросившим тяжесть борьбы. И тем неожиданнее и ярче – его искренняя открытая улыбка в следующей сцене:

– …Если все коммунисты такие… – говорит Баукин.

И Венька смеется, понимая, что в этих словах недавнего врага признание его, Венькиной, победы…

А вот последняя сцена картины. Венька сидит за столиком ресторана со своим другом и признается ему о той тяжести, которая лежит у него на душе. По существу, это внутренний монолог героя, слова которого человеку трудно произнести вслух. И Юматов произносит их так, будто каждое слово давит его, а не сказать он не может – так переполнена его душа гневом, возмущением, горестью…

Всего несколько лет разделяют Веньку от другого героя Юматова – Степана Барабаша. Степан Барабаш сражался с беляками, Венька Малышев – с бандитами. Степан Барабаш шел в бой за жизнь, Венька Малышев воюет за души людей. Именно так построен в фильме поединок его, сотрудника угрозыска, с Лазарем Баукиным – жителем глухого медвежьего угла, по рукам и ногам связанным прошлым. Венька борется за человека в собственнике. И одновременно – за доверие к этому человеку.

Так трактует образ Юматов. Здесь уже начисто отсутствует ставка на типажность, как было в предыдущих его ролях, на внешний рисунок. Это следующая ступень на пути творческого совершенствования – по глубине мысли, по выразительности актерской техники.

В устах Веньки высшая похвала – «принципиальный человек». Принципы, которыми он жил, высоки и чисты. Он их отстаивает не только в схватке с бандитами, в спорах с противниками, но и в письме-признании к любимой девушке… Юматову удается раскрыть это самое главное в своем герое качество. Эта роль вобрала в себя все лучшее из предыдущих работ артиста. И воспитанник Ушакова Виктор Ермолаев, и казак Сашко Козырь, и особенно фадеевский Морозка – в каждом из них можно найти что-то от Веньки.

Но если в своих прежних работах Юматов, вслед за верным, наполненным внутренним смыслом эпизодом вполне мог сыграть будто «вполголоса» или «совсем пропустить» несколько следующих за ключевой сценой кадров, только присутствуя на экране, в «Жестокости» этого нет и в помине. Цельный, постоянно держащий зрителя в напряжении, в волнении за судьбу героя образ живет в фильме от первого появления его на экране до последнего трагического эпизода.

Неколебимая убежденность в своей правоте заставляет Веньку верить, что скоро все, даже те, кто сбит с толку войной, революцией, Колчаком, ложью белых атаманов, поймут и «полюбят Советскую власть».

В борьбе двух мужественных и умных противников Юматов показал себя достойным партнером признанного мэтра – Бориса Андреева.

Вот сцена проезда бандитов через лесную чащу после налета на молокозавод. Раннее, холодное, весеннее утро. Лошади то и дело увязают в высоких сугробах. Бесконечные репетиции сцены вконец измотали и их, и артистов. Все окоченели, от лошадей валит пар… И только режиссер невозмутимо, по пояс в глубоком сугробе, раздает команды и кричит в мегафон, показывая в каких именно местах должны падать, подкошенные пулями, «лесные братья».

Вот что рассказывал позже об этих съемках Борис Федорович Андреев: «В одну из репетиций страшная и непонятная боль окончательно сковала мне лопатки и грудь. Я едва удержался в седле и не мог шелохнуться.

– Андреев, выскакивай! Выскакивай!.. Падай в снег!

Я глотнул салицилки – боль не отпустила меня.

– Ну, какого же черта… – услышал я разочарованную нотку из мегафона. Около меня столпилась группа. Боль отошла, но какое-то ощущение близкой кончины или неминуемой ее возможности вдруг закралось в мое сознание. Мне было стыдно признаться в этом, и все же я спросил, глядя Владимиру прямо в глаза:

– Сколько надо прожить мне дней, чтобы отсняться в картине окончательно?

– Три дня, – сказал Владимир, глаза его смотрели на меня пытливо и настороженно.

Я спрыгнул с лошади. За меня выезжал для репетиции актер из окружения. Владимир чувствовал, что со мной творится что-то неладное, и старательно отснимал меня в первую очередь. Я держался, как только мог, изо всех сил превозмогая приступы, и, не подавая виду, глотая салицилку, ползал в сугробах и злобно отстреливался холостыми патронами.

К концу третьего дня я понял, что силы оставляют меня. На санях меня доставили к врачу ближайшего санатория… Диагноз категоричен и суров: инфаркт сердца…»

Не жалели себя и другие актеры. Крючкову во время обострившегося тромбофлебита приходилось целыми сутками сидеть в седле, да еще на морозе. Но он стоически держался, не прерывая съемок.

А вот молодой и, казалось бы, на первый взгляд полный сил режиссер Владимир Скуйбин к тому времени уже был сильно болен. Он знал о своем страшном диагнозе и о том, что ему отпущено катастрофически мало – прожить всего тридцать четыре года. И спешил. Уже на «Жестокости» смертельная болезнь давала о себе знать – правая рука отнялась, ноги еле слушались… Восхищает сила духа и энергия этого человека, способного при собственном недуге вселять бодрость духа в самые трудные и ответственные моменты съемок в обессиленных артистов, вынужденных по условиям сюжета работать в тяжелых погодных условиях…

«Жестокость» была закончена в 1959 году. Зритель не сразу увидел картину. Цензура никак не хотела выпускать ее на экран. Вот что пишет по этому поводу И.А. Мусский в своей книге «100 великих отечественных кинофильмов», в главе, посвященной этому фильму: «Особенно много возражений вызвало самоубийство Веньки Малышева: «Наш советский герой не может так поступать!» И сколько усилий потребовалось для того, чтобы отстоять основную идейную концепцию, заложенную в повести Нилина, уступив в чем-то второстепенном. В частности, в дополнение к «служебной», что ли, мотивировке самоубийства пришлось добавить личные мотивы – в виде скомканного письма Юли, выпадающего из ослабевших Венькиных рук. Пришлось ввести более оптимистическую концовку, когда сотрудники угрозыска отказались работать с начальником…»