Громыко - Святослав Рыбас Страница 28

Просчета в предвидении вероятного направления главного удара вермахта также не было, а было решение Сталина, допуская возможность главного удара немцев в Белоруссии, сосредоточить наши главные силы на Украине, считая, что в Белоруссии 44 советских дивизий хватит для успешной обороны против 50 дивизий немцев. А ответный удар нам выгоднее наносить с Украины — на Краков… Тут опять просчет в боеспособности наших войск, и только.

Версия о поражении наших войск именно в первый день войны более чем легенда. Фактически первым ударом войск агрессора 22 июня подверглись лишь 30 дивизий первого эшелона армий прикрытия от Балтики до Карпат из 237 дивизий западных приграничных округов и второго стратегического эшелона. Трагедия поражения главных сил трех особых военных округов (118 дивизий) произошла не 22 июня, а позже, во время встречных сражений 24—30 июня 1941 года между новой и старой границами <…>

Мнение, что репрессированные высшие командиры были лучшими, а в армии остались худшие, — бездоказательно. Лучшие из репрессированных (М. Н. Тухачевский и др.) нередко в печати сравниваются с худшими из оставшихся, не исследован вопрос — какой опыт современной войны (кроме Гражданской) мог получить наш высший комсостав 30-х годов (в том числе репрессированные), служа с окончания Гражданской войны до 1937 года в нашей малочисленной, отсталой тогда территориально-кадровой армии, в которой кадровых дивизий было два десятка (26 процентов) на двадцать военных округов (во внутренних округах их не было вообще), армейских управлений не существовало с 1920 по 1939 год, крупные маневры начали проводиться только в 1935—37 годы и т. п. Недаром 120 наших военачальников ездили в Германию учиться военному делу в 20—30-х годах.

А идеи, связанные с именем Тухачевского, не были отвергнуты, как пишут, они не всегда оправданно внедрялись в армию перед войной, отражались в уставах. В частности:

идея “ответного удара” стала стержнем плана войны вместо более подходящей для нашей армии идеи стратегической обороны;

теории глубокого боя и операции заслонили для нашей армии вопросы обороны, маневренной войны, встречных операций и др.;

идея создания армий прикрытия была с большим размахом воплощена в жизнь, что спасло нас в 1941 году.

Последствия репрессий 1937—38 годов против комсостава были частично преодолены к лету 1941 года, поэтому их нельзя отнести к главным причинам неудач нашей армии в начале войны.

Беда в том, что Красная Армия так и не успела стать кадровой ни в 1936, ни к 1939, ни к июню 1941 года. С 1935 года она развивалась экстенсивно, увеличивалась в 5 раз — но все в ущерб качеству, прежде всего офицерского и сержантского составов.

Советское военное руководство, готовясь к войне с Германией, усиленно добивалось к 1941 году количественного превосходства над вермахтом, особенно в танках и самолетах, но для него оставалось тайной многократное отставание Красной Армии от немецкой в качестве войск, штабов, комсостава всех степеней, особенно младшего.

Войска были плохо обучены методам современной войны, слабо сколочены, недостаточно организованы. На низком уровне находились радиосвязь, управление, взаимодействие, разведка, тактика…

…Переход армии на кадровую основу, увеличение ее численности в 5 раз в 1939 году и реорганизации 1940—41 годов обострили дефицит комсостава и ухудшили его качество.

Действительной главной причиной поражения наших войск летом 1941 года была неготовность Красной Армии вести современную маневренную войну с противником, имевшим богатейший опыт в ней и отличную подготовку именно к такой быстротечной войне. Наши Вооруженные Силы не умели реализовать огромный технический и людской потенциал, превосходящий к началу войны потенциал агрессоров. Причиной такого отставания нашей армии является полный провал в 1930—1937 годах заблаговременной подготовки командных кадров технического звена для многократного увеличения (развертывания) Вооруженных Сил перед войной. Спешные, авральные меры 1939—1941 годов, и особенно весной 1941 года, не могли выправить это положение».

* * *

Итак, Сталин не успел полностью решить поставленную им в 1931 году задачу — за десять лет догнать западные страны, «пробежав» путь, на который у них «ушло сто лет». В результате догоняющей модернизации низкого передела экономика не достигла должного уровня четвертого технологического цикла, о чем свидетельствовала хотя бы катастрофическая нехватка в ВВС высокооктанового бензина. В такой ситуации и люди тоже могли рассматриваться как «природный ресурс».

Итак, с одной стороны — великие достижения, с другой — огромные проблемы. Вот основные, относящиеся к стратегическому планированию; незавершенный переход Вооруженных сил на кадровую основу, консервативные представления о начальном периоде войны как о месяце отмобилизовывания и сосредоточения войск накануне стратегических сражений, недооценка боевого опыта вермахта (его опыт польской, французской, югославской, греческой кампаний), отсутствие у Генштаба завершенного и утвержденного Совнаркомом оперативного и мобилизационного плана, отсутствие у Наркомата обороны единого органа управления тылом.

Разведка, как писал П. Судоплатов, совершила «роковую ошибку», не спрогнозировав «блицкриг».

Советский Союз в июне 1941 года был похож на богатыря, который только пробудился по тревоге.

К тому же обратим внимание и на внешне малозаметное обстоятельство: качество населения, его культурный уровень. Как можно было за столь короткое время перестроить его культурный код и воспитать в тех, кто разрушал имперскую петровскую государственность, в их детях — новое видение мира и новую идентичность?

Да, «советские десятиклассники» победили в той войне, но и погибли почти все.

32-летний Андрей Громыко, если бы не стал дипломатом, тоже должен был пасть на поле боя, как пали его братья, офицеры Алексей и Федор, дядья по материнской линии Федор и Матвей, брат жены Аркадий.

До конца своих дней наш герой жил с чувством невозвратной потери. Он был советским человеком, понимал ход истории и закономерность социалистической революции, реалистически оценивал огромную роль Сталина, но… Но боль утрат всегда была в его сердце. Война стала величайшим событием в его жизни.