Череп грифона - Гарри Тертлдав Страница 28

«Из подземного гнезда оно не может выкатиться, — подумал Соклей, — но для гнезда на дереве такая форма была бы не очень удобна».

Черепахи явно хорошо приспособились к среде, в которой обитали. Соклей раньше не думал, что это их свойство распространяется и на яйца, но почему бы и нет? Оболочка черепашьего яйца была кожистой, а не ломкой и твердой, как у птичьих. Соклей гадал — почему, но никаких объяснений в голову ему не приходило. Яйцо к тому же оказалось крупнее любого виденного им птичьего, но это как раз имело объяснение — морские черепахи и сами были большими созданиями.

Чуть позже, когда солнце окунулось в воды Эгейского моря, еще один моряк нашел гнездо, тоже с парой дюжин яиц. Теперь каждый мог получить по яйцу, чтобы съесть его с ячменным хлебом, сыром и оливками и запить вином — все эти припасы имелись на борту «Афродиты».

Эвксенид доказал, что он знаток не только в плотницком деле. Повращав палочку для добывания огня, он развел костер буквально на пустом месте быстрее, чем кто-либо другой на памяти Соклея. В поисках самых густых кустов моряки нашли источник примерно в стадии от берега, наполнили горшки пресной водой и принесли их к костру.

Когда Соклей получил свое вареное яйцо, он обнаружил пару новых различий между ним и птичьим. Белок не сворачивался так, как свернулся бы в птичьем яйце, а желток имел более глубокий, более насыщенный оранжевый цвет, что было ясно видно даже при свете костра. Черепашье яйцо оказалось превосходным на вкус.

Менедем и Диоклей поставили часовых, велев им стоять на страже всю ночь.

— Не думаю, что на Телосе кто-нибудь нас побеспокоит, — сказал Менедем, — но не хочу проснуться с перерезанным горлом, выяснив, что ошибся.

Соклея освободили от обязанностей часового; он нашел недалеко от костра углубление в песке и свернулся в нем калачиком. Песок был не таким мягким, как настоящая постель, но все равно служил лучшим матрасом, чем доски палубы, а толстая шерсть гиматия защищала от ночной свежести. Соклей немного полюбовался на звезды, а потом заснул.

* * *

Менедем проснулся в предрассветной мгле и не сразу вспомнил, что «Афродита» пока не сможет покинуть Телос. Когда он вспомнил о сломанном весле, его зевок превратился в проклятие.

— Забытая богами грязная скала, — пробормотал он и встал, чтобы выяснить, насколько сильно пострадало рулевое весло.

Большинство моряков все еще храпели, но Менедем увидел, что Эвксенид из Фазелиса уже сидит на корточках у рулевого весла, внимательно его разглядывая.

— Радуйся, — холодно сказал Менедем.

— Радуйся, — отозвался Эвксенид. — Я мог бы сделать тебе весло, которое будет хорошо служить, если ты дашь мне достаточно времени. Не в обиду тебе будь сказано, но по сравнению со строительством катапульт это совсем простая работа.

— Это ты так думаешь, — ответил Менедем. — Но если ты неправильно вырежешь лопасть весла, оно не будет входить в воду под нужным углом. А если вес его не распределить должным образом, весло не сможет правильно вращаться, и тогда парню, правящему судном, — то есть мне — придется гораздо труднее.

— Да, да, — нетерпеливо сказал Эвксенид, как будто ему приходилось объяснять ребенку нечто само собой разумеющееся. — Ясное дело, я все это учту. Единственное, что будет усложнять работу, — это то, что мне придется иметь дело с сырой древесиной. Но… — Он приподнял бровь. — Я буду работать задаром, в отличие от плотников на Косе.

Это была правда. И поскольку Эвксенид так уверенно говорил, что сможет сделать все, что нужно, Менедем сдался.

— Хорошо, — сказал он. — Посмотрим, на что ты способен.

Если окажется, что Эвксенид умелый плотник лишь на словах, команда сможет смастерить временное весло, которое продержится до Коса.

Но Эвксенид быстро доказал, что он и впрямь мастер своего дела. Позавтракав хлебом и вином, он пустил в ход судовой топорик, чтобы свалить сосенку, ствол которой подходил по размерам для рулевого весла. Как только он обрубил ветви, моряки притащили ствол на берег, обвязав веревками. Используя в качестве образца целое весло, Эвксенид укоротил ствол до нужной длины, а потом принялся работать теслом, чтобы придать дереву нужную форму. Во все стороны полетели стружки.

Не прерывая работы, Эвксенид поднял глаза и заметил:

— Может, я и не так хитроумен, как многострадальный Одиссей, но, клянусь богами, я умею обращаться с куском дерева!

— Так и есть, почтеннейший, — признал Менедем.

Он и сам был довольно неплохим плотником — во всяком случае, достаточно хорошим, чтобы распознать в другом человеке мастера.

Эвксенид обрабатывал сосновую древесину вдохновенно, словно скульптор, который придает форму мрамору. Наблюдать за ним было весьма познавательно. И это наблюдение так захватило Менедема, что он забыл следить за морем и подпрыгнул от неожиданности, когда кто-то закричал:

— Вижу парус!

Пираты не могли надеяться на большую удачу, чем наткнуться на вытащенную на берег торговую галеру. И если на борту парусника и вправду пираты, как тогда отбиваться?

— Именно так и случилось с афинским флотом в конце Пелопоннесской войны, — сказал Соклей. — Спартанцы захватили его на берегу реки возле Эгоспотам и расправились с афинянами.

Услышав это замечание, Менедем убедился, что у них обоих мысли текут в одном и том же направлении. Потом раздался новый крик:

— Вижу паруса! — И, вместо того чтобы взобраться на борт «Афродиты», пристегнуть меч и сражаться из последних сил, Менедем тоже уставился в море.

Если у пиратов не одно судно, нет никакой надежды от них отбиться.

Однако все обошлось. Звук, который издал Менедем, был чем-то средним между облегченным вздохом и благоговейным возгласом. Ему вообще не придется сражаться! Флоту, который двигался мимо северного берега Телоса, было так же мало дела до вытащенного на берег акатоса, как Зевсу — до блох на тощей, копающейся в мусоре собаке.

То были не крутобокие торговые суда, не пиратские гемолии и не пентеконторы, а военные галеры, десятки галер — такой большой и сильный флот Родос не мог даже надеяться спустить на воду.

Триремы служили эскортом для больших по размеру и более неуклюжих военных судов, составлявших сердцевину флота. Были ли эти монстры четырех-, пяти- или шестиярусниками? А может, даже имели еще больше рядов весел? До судов было десять или пятнадцать стадий, и Менедем не мог ответить на этот вопрос наверняка.

— Чей это флот? — спросил кто-то — еще один уместный вопрос.

Прежде чем Соклей успел ответить, его опередил Эвксенид из Фазелиса:

— Должно быть, Птолемея. Если бы Антигон имел в здешних водах столько судов, они бы плыли, чтобы вступить в битву с Птолемеем за Ликию, а не двигались в обратном направлении.

— К тому же, похоже, они идут к Косу, — добавил Соклей, — а Кос — главная цитадель Птолемея в Эгейском море.