Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России - Борис Григорьев Страница 28

Российский наследник Пётр Фёдорович зароптал: отказываться от своей вотчины ему не хотелось, и он заявил, что без согласования с Елизаветой Петровной на такой шаг пойти не может. Шведы, в общем-то не испытывавшие энтузиазма от кандидатуры Адольфа-Фридриха и ориентировавшиеся в значительной мере на датского принца, предложили решить этот вопрос в рамках начавшейся в Обу конференции, но Бестужев-Рюмин решительно отказался от этого, заявив, что его должен решить сам Адольф-Фридрих. Выехавший на переговоры в Петербург шведский генерал Дюринг должен был вернуться домой с пустыми руками. Дания между тем вооружалась, а настроения в самой Швеции были далеки от того, чтобы примириться с избранием Любекского епископа. Голштинцев в Швеции невзлюбили давно и справедливо — они приносили стране одни беды и неприятности. Но Петербург в итоге «выкрутил» руки шведскому правительству и настоял на своём, хотя справиться с глухим ропотом недовольного большинства населения он, естественно, не смог.

Швеция, едва подписав мирное соглашение с Россией, стояла на пороге войны с Данией. Но воевать ей не позволяли ни её слабое финансово-экономическое положение, ни фактический развал армии, наступивший после поражения в Финляндии, ни настроения самих шведов. «В обстановке брожения умов, — пишет шведский историк Мальмстрём, — правительство по отношению к внешнему миру оказалось полностью беспомощным. Выборы наследника трона определили направление шведской политики и поставили страну в тесную связь с Россией».

На мирной конференции в Обу шведская сторона заручилась русской поддержкой для отражения возможного нападения Дании. Ободрённые таким развитием событий, шведские уполномоченные заявили в Обу, что Швеция согласна избрать русского кандидата в наследники шведской короны на следующих условиях: Россия вернёт Швеции все завоёванные в этой войне территории и заключит с ней оборонительный и наступательный союз, необходимый для парирования возможных выступлений Дании, не согласной с кандидатурой кронпринца. Кроме того, Россия должна будет предоставить шведам субсидии. Выходило, что от проигранной войны должны были выиграть побеждённые шведы.

Ответ Румянцева был короток и прост: эти условия для русской стороны совершенно неприемлемы, поскольку шведская сторона ведёт себя так, будто является в этой войне победительницей. Он предложил мирную конференцию распустить, а делегатам — разъехаться по домам, причём в вопросе о наследнике трона шведы вольны поступать, как пожелают, но о возврате всей Финляндии не может быть и речи.

Получив от Румянцева решительный отказ, Нолькен и Седеркройц к марту 1743 года стали давить на русскую делегацию возможностью избрания в шведские наследники датского принца. Эта альтернатива Адольфу-Фридриху была вполне реальной, за неё выступало большинство шведов как в парламенте, так и в правительстве и вообще среди населения. Датский вариант угрожал России тем, что династийные связи между обеими скандинавскими странами неизбежно привели бы к возникновению тесного военно-политического союза, который под патронажем Франции получил бы исключительно антироссийскую направленность. Сейчас, на расстоянии 270 лет, эта угроза кажется нам нереальной, но тогда она рассматривалась в Петербурге достаточно серьёзно, потому что из-за спины Франции выглядывало вызывающее лицо короля Пруссии Фридриха П. С этим вызовом Петербургу надо было считаться.

Вице-канцлер А.П. Бестужев-Рюмин писал своему другу и помощнику барону Черкасову: «От стороны турецкой можно быть спокойным, а ежели Франция намерена какую в России впредь диверсию учинить, не было бы то учинено королём прусским, на которого подлинно надлежит смотреть недреманным оком… Если прусский король в шведскую войну не вмешается, то Дания вместе и с Франциею не опасны». Это была взвешенная и трезвая оценка положения, в датской угрозе канцлер видел один блеф, но переубедить в этом императрицу и её голштинских «чёртиков» у канцлера сил и средств не хватило.

На Румянцева и Любераса стал давить также голштинский посланник в Стокгольме Бухвальд, советовавший и даже требовавший смягчить для шведов условия мира. Румянцев, ученик Петра Великого и искренний сторонник жёсткой линии Бестужева-Рюмина, с возмущением докладывал последнему о вмешательстве в мирный процесс Бухвальда: «Можно рассудить, что Бухвальду в том нужды нет, хотя бы мы и Новгород отдали, только бы его герцог королём избран был. Бога ради, государь мой братец, надобно недреманным оком на такие неосновательные пропозиции смотреть… Правда, он стращает нас выбором кронпринца Датского; но хотя бы это и правда была, то лучше нам против Швеции и Дании войне быть, нежели бесчестный и нерезонабельный мир на основании Ништадтского заключить».

Когда на русских дипломатов давят, они, как правило, сдаются.

Постепенно русские требования к Швеции становились всё более умеренными. В конце февраля Россия соглашалась на удержание за собой всего лишь половины Финляндии, в марте — третьей части, а в апреле сузили свои претензии до двух провинций — Кюменегордской и Нюландской, занимавших всё северное побережье Финского залива, не отказываясь при этом от своего «подарка» шведам — голштинского «дядюшки».

На основании вышеописанного опроса членов русского кабинета Румянцев и Люберас объявили шведам, что в случае выбора Адольфа-Фридриха в наследники Россия оставит за собой «добрую часть Финляндии, а им уступит нарочитую», при неизбрании же русско-голштинского кандидата шведы не получают ничего. Если Дания объявит из-за голштинского наследника войну Швеции, Россия готова будет выступить ей на помощь.

Скоро Седеркройц и Нолькен заявили, что риксдаг и правительство склонны к избранию Адольфа-Фредрика, но при этом хотели бы знать, какие ещё выгоды и вознаграждения (!) для них сделает русская императрица. Шведы очень надеются, что Елизавета учтёт шведские нужды и прикажет заключить мир на условиях Ништадтского договора, то есть на условиях статус-кво перед началом военных действий. Естественно, шведы по-прежнему рассчитывали на гарантии против Дании, которые Бестужев называл их «шведскими бесстыдными прихотями».

Русские делегаты ответили, что шведы должны были первыми назвать ту часть Финляндии, которую они согласны отдать России. Шведы предложили земли до реки Мейделакс, на что Румянцев и Люберас возразили, что русская сторона не удовлетворится и уступкой земель до реки Кюмень. Шведы говорили, что если речь идёт об уступке половины Финляндии, то они лучше дадут завоевать себя датчанам и выберут в наследники датского принца. Тогда русская делегация, вместо того чтобы ответить партнёрам по переговорам: «Как хотите» и повернуться к ним задом, уступила шведам Остерботтнию, Аландские о-ва и Бьорнеборгский уезд. Но и на этом «подарке» шведские бесстыдные прихоти не кончились!

Как обычно водится на подобных переговорах, стороны желали уступить друг другу как можно меньше, а приобрести или сохранить — как можно больше. То ли уставший, то ли размякший от наседавших голштинцев и шведских партнёров, Румянцев написал в Петербург, что надежды на заключение мира на согласованных с императрицей условиях — уступать не далее Нюландской провинции — было мало (?), и просил новых инструкций, «понеже я здесь не могу знать намерения её величества ниже вашего рассуждения, что вам более надобно: мир или война?». Против заключения Румянцева рассердившийся А.П. Бестужев оставил на полях пометку: «Худые пророки!»