Тайная жизнь Фиделя Кастро. Шокирующие откровения личного телохранителя кубинского лидера - Аксель Гильден Страница 28

Это путешествие было богато впечатлениями. Однажды мы поднялись на вершину вулкана Масая, одного из самых активных в стране. Вид озера лавы на дне кратера был грандиозен. На следующий день мы поехали в Гранаду, на берег озера Никарагуа, где наши хозяева подманивали акул-бульдогов (редкий вид пресноводных акул), бросая в эту огромную лагуну большие ведра с ярко-алой кровью.

Но самым ярким воспоминанием стал военный парад по случаю годовщины победы сандинистов, состоявшийся 19 июля 1980 года. Карлос Андрес Перес, президент Венесуэлы, социал-демократ и друг Фиделя, тоже на нем присутствовал. Так же как Майкл Манли и Морис Бишоп, премьер-министры Ямайки и Гренады. Приехал и глава испанского правительства Фелипе Гонсалес. На трибуне для официальных гостей я, как обычно, находился в непосредственной близости от Фиделя. Парад начался с прохождения бронетехники и джипов, за которыми прошли пехотинцы никарагуанской армии. И вдруг, к всеобщему удивлению, появился взвод юных – даже слишком юных – бойцов-добровольцев. За время моей службы я никогда не видел ничего подобного: некоторые из этих мучачос – ребятишек – едва достигли десятилетнего возраста; тем, что постарше, было лет по пятнадцать. Их было человек шестьдесят. Их автоматы казались слишком тяжелыми и непропорционально большими. Эта картина навсегда врезалась в мою память. И даже сегодня, тридцать пять лет спустя, при мысли об этих детях-солдатах, ровесниках моего сына, у меня по коже бегут мурашки. Помню, стоя на трибуне, я краем глаза незаметно посмотрел на реакцию Фиделя: он сидел с непроницаемым каменным лицом.

А сюрпризы еще не закончились! В тот же вечер сандинисты отвели Фиделю самое лучшее жилье, какое только имели: в еще недавно принадлежавшем клану Сомоса жилом комплексе из восьми или десяти вилл, стоявших вокруг бассейна. Фидель занял самую большую. Сектор был окружен решетчатым забором, а его, в свою очередь, окружали густая растительность и участок влажного леса, откуда вечером доносилось ритмичное кваканье лягушек. На въезде в поселок – военный пост с никарагуанскими солдатами, весьма малоопытными в сравнении с нами, кубинцами, у которых за плечами два десятка лет практики.

В тот вечер Фидель приехал на отведенную ему виллу ровно в двадцать часов. Я сразу реорганизовал охрану места, для начала выставив позади дома Команданте одного из наших; сам я занял наиболее важную позицию: перед главной дверью. Я, как обычно, велел водителям президентских автомобилей, чтобы они готовы были к выезду в любой момент, и, наконец, проконтролировал охрану, проследив, чтобы никарагуанские часовые были правильно расставлены кольцом вокруг дома. Потом я вернулся на крыльцо дома, где разговорился с сандинистским солдатом.

И вдруг – бах! С опушки леса донесся звук выстрела. Короткая пауза, потом снова: бах! Через долю секунды началась интенсивная стрельба. Бах! Бах! Бах! Бах! Тра-та-та-та! Это продолжалось бесконечные пятнадцать секунд. Кто-то крикнул: «Прекратить огонь!» Пальба стихла. Я тут же бросился узнавать, в чем дело. Я ожидал увидеть по меньшей мере одного плавающего в крови убитого или раненого. Но выяснилось, что один часовой оказался чересчур нервным и испугался, услышав, как хрустнула ветка под копытом проходившей мимо коровы. Он выстрелил, а его пример оказался заразительным и спровоцировал общую пальбу. Поражаясь такому непрофессионализму никарагуанцев – и одновременно веселясь, – я вернулся к Фиделю, уже ждавшему меня на пороге.

– Санчес, что происходит?

– Ничего, Команданте. Один никарагуанец испугался коровы, спросил: «Кто идет?» Она возьми да и ответь ему: «Это я, корова». А он схватил винтовку, пальнул, ну, тут и все запаниковали.

Я редко слышал, чтобы Фидель хохотал так громко и весело, как в тот раз.

* * *

Проведя в Никарагуа неделю, мы вернулись на Кубу, где нас ждали другие торжества, в первую очередь национальный праздник – двадцать седьмая годовщина штурма казармы Монкада 26 июля 1953 года. Я едва успел обнять жену и детей и уже мчался в город Сьего-де-Авила, в четырехстах километрах к востоку от Гаваны. Свою речь перед собравшимися жителями, размахивавшими кубинскими флагами, Фидель начал следующими словами:

– Соотечественники! Происходят важные события. В прошлом году мы отмечали наш национальный праздник через неделю после великой победы сандинистов, и в нем участвовали многочисленные командиры никарагуанских бойцов, приехавшие на Кубу (аплодисменты). В этом году связи между двумя нашими народами еще больше упрочились (аплодисменты). Мы только что вернулись из Никарагуа. Поэтому мы непременно поговорим об этой стране. То, что в ней происходит, касается всех латиноамериканцев. Представьте себе значение и оцените всю нашу радость, энтузиазм, оптимизм, волнение при виде второй страны Латинской Америки, освободившейся от империализма (аплодисменты), к которой следует прибавить и третью – Гренаду (аплодисменты). Теперь уже нас трое – решительно и окончательно сбросивших империалистическое иго (аплодисменты).

«Решительно»? Это бесспорно. «Окончательно»? Не совсем так. 13 марта 1979 года революционный марксистский лидер Морис Бишоп почти без применения насилия сверг авторитарный режим премьер-министра Эрика Гейри, правивший Гренадой с момента получения ею пятью годами ранее независимости от Великобритании. Гренада тут же вошла в кубинскую орбиту, благодаря прекрасным личным отношениям между Морисом Бишопом и Фиделем Кастро, который помогал своему alter ego оружием, советами и отправкой военных советников. Но в 1983 году высадка американской морской пехоты положила конец короткому революционному эксперименту на Карибском острове Гренада.

Что же касается сандинистской революции, в ее руководстве быстро начались раздоры. С 1980 года ежедневная газета «Ла Пренса», рупор умеренной оппозиции, стала обвинять революционное правительство в сдвиге к авторитаризму и покушениях на свободу слова. Церковь, поначалу благожелательная к сандинистам, тоже начала от них дистанцироваться. Приход в начале 1981 года в Белый дом Рональда Рейгана еще больше осложнил ситуацию в Никарагуа. Настроенный резко антикоммунистически и антикастровски, новый президент США прекратил оказание сандинистам экономической помощи, предоставленной предыдущей администрацией Картера, и стал тайно финансировать контрас. Это контрреволюционное движение образовалось из бывших военнослужащих Национальной гвардии и части крестьянства, разочарованного революцией; финансируемые и вооружаемые Вашингтоном, контрас начали предпринимать все учащавшиеся вылазки на никарагуанскую территорию из соседнего Гондураса. С 1982 по 1987 год страна была охвачена гражданской войной (57 000 жертв, в том числе 29 000 убитых), сопоставимой с той, что бушевала в совсем близком Сальвадоре (более 100 000 убитых с 1979 по 1992 год).

В течение десятилетия Центральная Америка была в огне и крови. Она стала новым фронтом холодной войны, в которой США боролись против России и Кубы.

Фидель принимал активное участие в конфликтах в Никарагуа и Сальвадоре: он лично следил за транзитом через Кубу оружия, предназначавшегося его союзникам в этих двух странах. Не вдаваясь в детали тайной транспортировки и не строя предположения о цифрах прошедшего в те годы через Гавану оружия, направлявшегося в Никарагуа, ограничусь лишь рассказом о сцене, дважды виденной мной на военном аэродроме Баракоа. Обычно оттуда взлетали и там приземлялись самолеты и вертолеты кубинских руководителей. Аэродром находится на западном выезде из столицы, возле Панамериканского шоссе, слева. Однажды вечером – это было ориентировочно годах в 1984—1985-м, в то время, когда генерал Арнальдо Очоа являлся главой кубинской военной миссии в Никарагуа, где он исполнял обязанности военного советника сандинистского правительства, Фидель покинул свой кабинет, чтобы отправиться на этот аэродром, в конце взлетно-посадочной полосы которого имелся протокольный домик и ангары для воздушных судов.