Русалия - Виталий Амутных Страница 28

— И хотя оказалось, что князья ваши почти все ушли в поход, — продолжал Давид, — мы высказали наши намерения княгиням и тем достойным людям в Киеве, которые остались охранять их и ваше спокойствие.

— Но Киев — это не вся Русь, верно? — выкрикнул Нааман Хапуш, точно зная, чем угостить простецкое самолюбие.

— Верно! — ответил кто-то из толпы.

И вновь Давид:

— Поэтому мы решили, коль уж мы добрались до Киева, проехать по всем ближайшим к нему селениям и в них по случаю большой дружбы нашего и вашего народов принести…

Он запнулся.

— …принести немного…

Все небольшое округлое тельце Давида Шуллама напряглось, — он словно застыл, стоя в повозке, устремив острый взгляд куда-то в сторону поверх голов слушателей.

— …немного радости…

С белесого от цветения травы-ребины [140]холма спускался волхв (то удостоверяли его бритая голова и длинная прядь волос от макушки, закрученная за ухо) в сопровождении какого-то юнца, — и, не сводя с приближающихся фигур взгляда, Давид заговорил едва ли не скороговоркой:

— Разумеется, ехать в прекрасные города Самкуш, Баланджар, Итиль или какое малое поселение Великого Хазарского каганата никто уговаривать вас не будет. Уговаривать ехать в настоящий земной рай или, как у вас говорят, вырий, — смешно. Но во имя надежной нашей дружбы мы говорим, что великая Хазария может принять некоторых из вас. Если вы молоды, сильны и умеете работать, вы запросто в течение года или двух сможете обзавестись и такими лошадьми, каких вы видите у нас, и такими одеждами, потому что у нас не ходят в таких одеждах только те, кто не хочет работать; вы сможете обеспечить себя деньгами и самой лучшей пищей… И вам не придется изменять своим привычкам, принимать других Богов, ведь у нас абсолютно равноправны все религии. А дальше — ваше дело, оставаться жить в Хазарии или с толстым кошельком вернуться сюда, на вашу родину. Ну и еще, конечно…

Давид Шуллам говорил все быстрее и быстрее, так, что русская речь в его устах, отягченная бесконечными восклицаниями чуждого акцента, сделалась подобной кудахтанью. И вот, утратив уж всякую различимость, слова его замерли; прикованный темненькими шустрыми глазками к приближающемуся волхву Шуллам выкрикнул еще:

— А теперь вас вновь будут потешать самые смешные дураки, которым приходилось смешить даже царедворцев великого мэлэха!

И сел, как бы укрывшись за бочкой.

Тотчас перед повозкой выскочили три карла — и ну выкамаривать коротенькими кривыми ножками всякие штуки, один при том дудя в дудку, другой — свистя в свистульку, а третий — боя в бубен, украшенный рясами разноцветных бусин.

Богомил и Словиша подошли к толпе с тыльной ее стороны, но, несмотря на то, что внимание собравшихся здесь людей было прельщено выходками мелкорослых потешников, появление досточтимого волхва-облакопрогонителя не могло остаться незамеченным, — и при его приближении толпа расступилась, образовав как бы коридор, ведший к повозке с бочками и хазарами, перед которой все принужденнее отплясывали заподозрившие некую перемену обстоятельств скоморохи. Однако Богомил не воспользовался предложенной ему дорогой, но остановился в самом начале ее, бесстрастно взирая на происходящее перед ним.

Потешники-карлы все грустнели в своем веселье, то и дело оглядываясь на увязших в растерянности хозяев. Наконец скоморохам дали знак остановиться (те исчезли в одно мгновение), и на ноги поднялся Нааман Хапуш. Он какое-то время щурился, как бы присматриваясь к новоприбывшим, да вдруг раскинул широко руки и воскликнул радостно напрочь криводушным голосом:

— Ого! Чьей чести удостоено наше маленькое гулянье! Сам несравненный солнцеподобный облакопрогонитель Богомил почтил нас своим высочайшим вниманием! Добро пожаловать…

— Это ты в моем дому говоришь мне «добро пожаловать»? — не торопясь отвечал волхв, но никакого чувства не выразилось на его точно вырубленном из камня лице.

Толпа, движимая неким потаенным объединяющим порывом, свойственным всякому здоровому сплоченному товариществу, единовременно повернулась к Богомилу. А из-за несколько отдаленных кущ черемухи выдвинулось два, а то и три десятка хорошо вооруженных конников — сопроводителей пришельцев из Хазарии. Одни вели коней под уздцы, другие, как видно, на всякий случай не оставляли седел. Они остановились в стороне, саженях в пятидесяти от толпы, но все равно их появление не добавило обстановке непосредственности.

— Зачем вы пришли сюда? — спокойно и вроде бы негромко сказал волхв, но его услышали все.

— Мы это…

— Так ведь… позвали…

— …князевы люди приехали…

— …плясуны — потеха…

— …можно в Хазарии богатство добыть…

— …княгиня послала… Ольга…

Понеслись в ответ Богомилу молодые, старые, женские, детские, мужские голоса.

Волхв дал время отзвучать тем голосам и, когда наплыв их стих, продолжал:

— Говорила лиса: дай только на твой воз лапку положить, а вся-то я и сама влезу. Для того, чтобы не попадать впросак, у вас есть свой отецкий обычай. Разве в нашем обыкновении бражничать между праздниками?

— Нет… Не наше это дело… — слабо отзывались отдельные голоса.

Серое небо слегка осветила голубоватая зарница. Где-то далече затаенно прорычал гром. Внезапный порыв ветра тряхнул обширную крону старой березы, бросил в сосредоточенные лица высохшие в жарынь сорванные листья и даже поскидывал колпаки с коротко обстриженных голов двух поселян.

— Ого-го! — восхищенно покачал головой один из двух совершенно одинаковых босоногих малышей в коротеньких рубашонках с лиловыми от ягодного сока животами, сосредоточенно глодавший бледно-зеленый черешок сныти, вероятно, девочка, судя по небольшим пукам волос на висках бритой головы.

— Разве наши деды учили нас, — говорил Богомил, — предаваться праздности в неурочный час?

— Не-ет…

— Вы говорите, что Ольга позволила инородцам явиться сюда, чтобы обольщать вас маревом лживых обещаний. Но с каких пор Русь стала жить бабьим умом?

На расписной повозке что-то крякнул Хапуш, но Богомил даже не взглянул в его сторону.

— Они зовут вас в Хазарию и сулят невесть какие блага. Простодушие, с которым вы отдаете этим речам свое внимание, извиняет только ваше плохое знакомство с этим народом. Ваши кровники северяне и вятичи, живущие на пограничье с Хазарией и потому имеющие более полное понятие об управителях этой страны, не столь наивны. Ведь с ними так не цацкаются, пивом не поят и дешевых платков бабам не раздаривают, а просто пригонят отряд наемных своих магометан, руки скрутят, в телегу побросают — и на невольничий рынок. В Итиль, в Самкерц. А еще в Царьград, в Шираз, Багдад, Исфахан, Трапезунд. В Болгарию, в Армению, в Сирию и Калаврию. Где они действительно зарабатывают деньги; может быть, и большие, но, правда, не для себя.