Эликсир и камень - Майкл Бейджент Страница 28

Но, несмотря на все эти заявления, астрология с радостью принималась и изучалась самими представителями церкви – монахами и священниками, аббатами, епископами, кардиналами и даже папами. И действительно, именно благодаря церкви – поскольку она обладала монополией на образование – сохранилась астрологическая методология. Именно церковь поддерживала жизнь в этой методологии, пока в последующие эпохи она не была подхвачена светскими учеными. Так, например, епископ Лизье, личный духовник Вильгельма Завоевателя, был также известен как астролог. В 1104 году после смерти архиепископа Йоркского у него под подушкой обнаружили книгу по астрологии [93].

После введения арабских цифр и изобретенной мусульманами математики астрология воспринималась с еще большим энтузиазмом, чем прежде. Когда в тринадцатом веке в Европе стали основываться университеты, везде читались курсы по астрологии. Богословы выполняли сложные интеллектуальные построения, чтобы примирить астрологию с христианской доктриной. Утверждалось, например, что астрология имеет отношение к телу, но не к душе. Физические болезни, желания и страсти человека могут управляться звездами, но его душа остается свободной. Таким образом, астрологический прогноз применим к телу, но не применим к душе. По словам св. Фомы Аквинского, «многие предсказания астрологов сбылись потому, что слишком мало людей способны сопротивляться телесным желаниям» [94]. В то же самое время Фома беспокоился, что использование астрологии для предсказания будущего может вовлечь неосторожных в сношения с демоническими силами.

Похоже, Фома Аквинский чувствовал в астрологии нечто изначально враждебное христианскому учению. Все же он не до конца осознавал иронию ситуации. Благочестивые сторонники христианского учения поздравляли себя с изгнанием богов Древнего мира. В Риме, некогда являвшемся центром древней языческой империи, Меркурия, Марса, Юпитера и Сатурна якобы сменили Святая Троица и Дева Мария. Теперь же античные боги, скрывшись под маской планет, при помощи астрологии вероломно проникли в самое сердце христианской культуры и начали восстанавливать свою власть. Средневековые прелаты могли официально высказывать свое уважение Богу Отцу, Богу Сыну и Святому Духу, но они планировали свою жизнь, составляли распорядок дня и принимали решения в соответствии с взаимным расположением Венеры и Меркурия, Марса и Юпитера. На основе этих же принципов купцы вели свои дела, государственные мужи плели интриги, военачальники разрабатывали стратегии. Если уж на то пошло, в образе планет древние боги оказывали на жизнь людей еще большее влияние, чем в прошлом. Они получили вполне ощутимую власть, а в соответствии с герметическим принципом аналогии между микрокосмом и макрокосмом этой властью можно было манипулировать и управлять, направляя ее в определенное русло.

Если Фома Аквинский только подозревал об этом явлении, другие понимали его более отчетливо. В 1277 году епископ Парижский разразился новыми обвинениями в адрес астрологии, подчеркивая языческие – исламские и герметические – корни этой науки [95]. Однако было уже поздно, и процесс, которого так боялся епископ, стал необратимым. Герметически ориентированная астрология укоренилась уже настолько прочно, что от нее невозможно было избавиться. Вопреки возражениям первых отцов церкви она больше не лишала человека свободы воли. Как раз наоборот. Астрология давала человеку большую свободу и возможность управлять свой жизнью, определять свою судьбу и планировать свои дела, чем готово было допустить христианство. Если человек имел возможность точно прочитать послание звезд и строить свою деятельность в соответствии с ним, то церковь с ее иерархией становилась избыточной и даже лишней.

Однако более сложная астрология, проникшая в Европу после начала Реконкисты и Крестовых походов, все еще была неполной. Не имея доступа ко всему своду герметических учений, средневековые астрологи были вынуждены работать с фрагментированным материалом, и они это прекрасно понимали. Другими словами, они осознавали то, о чем обычно забывают современные самозванцы, – что астрология волей-неволей должна существовать в более широком контексте. Для средневекового астролога эта наука не была отдельной, изолированной и автономной дисциплиной, окруженной вакуумом. Наоборот, в соответствии с принципом взаимосвязи, лежащим в основе герметической философии, она тесно взаимодействовала с другими сферами науки, с другими областями знания. Она была всего лишь одним компонентом всеохватывающего единства, и ее ценность в значительной мере определялась неразрывной связью с другими такими компонентами.

Наиболее важным из них считалась, разумеется, алхимия, которую иногда определяли как «земную астрологию», а чаще как «Королевское Искусство» или просто «Искусство», указывая таким образом на ее превосходство над всеми остальными. Алхимия опиралась на ту же сложную сеть герметических связей, что и астрология, -связей, или аналогий, с самой астрологией, а также с множеством других дисциплин. Так, например, астрологические символы семи «планет» – Солнца, Луны, Меркурия, Венеры, Марса, Юпитера и Сатурна – использовались для обозначения соответствующих этим планетам металлов. Для средневекового сознания эти символы отражали взаимосвязи, граничащие со сверхъестественными, а также подтверждали герметическую посылку о микрокосме и макрокосме. В астрологии, к примеру, Марс, названный в честь античного бога войны, управлял состоянием крови и кровообращения. Марс воспринимался и описывался как «красная планета», и красный цвет использовался для его обозначения в астрологических системах. В алхимии Марсу соответствовало железо. В алхимических лабораториях железо обычно использовалось в виде окиси – ржавчины, – имеющей красноватый оттенок И конечно, железо вносило вклад в красный цвет крови.

Сегодня алхимию часто называют предшественницей современной химии. Во многих отношениях это действительно так. Однако средневековый алхимик и его последователь из эпохи Возрождения вообще не считал себя химиком – в привычном значении этого слова. Если бы в те времена существовала современная психологическая теория, то он мог бы – как это показал Карл Юнг – рассматривать себя как духовно ориентированного психолога, чьим клиентом, или пациентом, был он сам. Другими словами, он мог считать себя участником программы самоочищения и трансформации, для которой внешний алхимический эксперимент был всего лишь «воплощением», зеркальным отображением во внешнем мире внутреннего состояния или процесса. Точно также, как скульпторы говорят об «освобождении» скрытой формы из глыбы камня, в которой она заключена, многие алхимики полагают, что они «освобождают» скрытый потенциал окружающего их мира элементов и минералов. Интересно, что дисциплина, с которой алхимики Средневековья и Возрождения часто отождествляли свою науку, была ботаникой.

Ботаника передавала для алхимика точное ощущение работы, которой он занимался, – очень тонкой, естественной и органичной по своей сути, а не механической и искусственной. Алхимическая лаборатория должна была повторить процесс, происходящий в самой природе, помочь этому процессу – но ни в коем случае не изменять или усовершенствовать его, не искажать его насильственным путем. Золото нужно было не вырабатывать или получать. Наоборот, следовало помогать ему «вырасти». Поэтому алхимик все время говорил о себе как о ботанике металлов и минералов, который терпеливо ухаживает за ними, заботится о них, чтобы получить естественные плоды. Подобно ботанике, алхимический процесс требует огромного терпения, и, подобно ботанике, он должен быть генеративным и тонким.