Мудрый король - Владимир Москалев Страница 28

– Добрая, славная Эрвина, – растроганно проговорил Гарт. – Ее считают сумасшедшей. А ведь это она свела нас с тобой и спасла жизнь королю.

– Я уже тронула мула и вдруг услышала, как она сказала: «И уйдет в мир теней старый и немощный, и осветит путь молодому и сильному светлоокая дева Паллада». Кто это, ты знаешь?

– Она язычница. Ее жизнь сломана, и она перестала верить в Бога. Все, кого она почитает, – мифические боги древних.

– Ты расскажешь мне об этом?

– Как-нибудь. Но ты не назвала третью причину. Не будь первых двух, ты осталась бы на месте, Бьянка?

Она ответила, подняв голову и глядя ему в глаза:

– Нет. Я поехала бы за тобой.

И ни слова больше. Другой вопрос он не стал ей задавать. Она и так все сказала, оба понимали это.

– А ты? – спросила она. – Как оказался на той дороге? Тебя послала Эрвина?

– Не совсем так. – Гарт помолчал, собираясь с мыслями. Бьянка ждала, молча глядя себе под ноги. – Я – тот, кого принято называть странствующим рыцарем. История обычная, и все же я поведаю ее тебе. Нас трое братьев. Старшему отец отписал поместье, земли и людей. Словом, всё. Что же делать с нами двумя? Сначала он решил устроить судьбу среднего сына. Рыцарь из него не получался: Жан был низенький, пухлый, к тому же слегка прихрамывал. Мало того, слышал только на одно ухо. Выход один: монастырь. Куда же еще? Здесь он избежит нужды и послужит Богу немудреным богатством и землей.

– Отец отписал монахам надел? Как иначе вступить в монастырь? С пустыми руками туда не возьмут.

– Часть аллода ^[22] – вот взнос за него. Жану предстояло стать клириком, да не тут-то было. Церковь воспротивилась его телесным недостаткам. В самом деле, хорош окажется полуглухой, маленький и хромой служитель Церкви! А ведь ему полагалось часто появляться в миру. Да и негоже, чтобы у приближенных к Богу был смешной вид. Словом, Жана взяли лишь в монахи. Здесь не требуется особенных телесных совершенств: монах далек от мира. Кто увидит его? Только братия, в которой он окажется не последним уродом. Я встретился однажды со старым приятелем, который возвысился до сана аббата и получил в управление монастырь. Он рассказал, как, едва вошел в аббатство, остолбенел и чуть не потерял дар речи. Сборище хромых, слепых, одноруких и одноногих – вот что являли собой монахи. Не хватало только прокаженных.

– Что же новоиспеченный аббат? Разогнал всю эту шайку?

– Не посмел, ведь за каждого из этих увечных внесли хороший вклад в виде земельных угодий, виноградников, прудов, да и просто золота и серебра. Однако в дальнейшем он стал отказывать всяким пугалам и инвалидам, тем более что весть дошла до короля. Тот вначале посмеялся, а потом дал запрет.

– Запрет лишь этому аббатству или всем?

– Неизвестно. Только Жана взяли. Да и не такой уж он, если поглядеть, был урод.

– Ну а ты сам? С виду – полное совершенство. Тебе бы, рыцарь, биться на турнирах.

– Поначалу к тому и шло. Воспитывался и обучался я воинским и другим наукам в замке сеньора. Был пажом, потом оруженосцем. Когда стану рыцарем, знал лишь Господь. Помог случай. Дочь графа совершала ежедневные конные прогулки берегом озера. Не пропускала ни одной. Сопровождал ее небольшой отряд и два пажа. Одному из них нездоровилось в этот день, и граф отпустил меня вместо него. Пол-озера мы уже объехали, и тут на нас напали рутьеры. Как снег на голову, откуда только взялись. Десять их было, а нас восемь. Собственно, всего пять, два пажа да юная амазонка. Жестоко биться пришлось. Всадники – те, что напали, – в кольчугах, шлемах, без копий, правда, но с мечами. Рыцари – я сразу понял. Троих наших посекли и своих потеряли столько же. Стали подбираться к графине, мечтая захватить ее в плен, да только не учли, что хоть и молод я был, а хорошо владел мечом. Сеньор всегда отличал меня и ставил в пример. В общем, кинулся я на тех, что к девице подбирались. Зарубил одного, с другим схватился, а тут упал паж, что бился рядом. На меня налетел еще один всадник, мы с ним сцепились, и я его ранил. Он выронил меч, а я тем временем схватил под уздцы лошадь молодой графини и во весь дух помчался с ней к замку. Оглянулся и увидел погоню. Двое. Летят, машут мечами. Да не успели они. Замок уж рядом, и мост лежит надо рвом. По мосту этому отряд конных промчался – и туда, где кипело сражение. Дозорные с башни, как оказалось, дали сигнал, – озеро ведь недалеко и хорошо просматривалось сквозь негустую рощу. Вот после этого случая граф и посвятил меня в рыцари, подарив коня, меч и золотые шпоры.

– Дальше пошло, видимо, что-то не так, – произнесла Бьянка. – Как иначе ты стал монахом?

– Не по своей воле. Отец так захотел. Я, младший в семье, был у него самым любимым. Не знаю, почему так, только меня он боготворил. Целовал, молился, глядел, словно на лик Богоматери. Всегда был рядом, все мне дозволял, не то что старшим сыновьям. Говорил, одна я у него в жизни отрада, и никого не любил он и не любит так, как меня. А тут как узнал, что стал я рыцарем и собираюсь странствовать, лицом побелел, руками замахал, за сердце схватился. Сказал: убьют меня, умрет и он. Что же я, смерти его хочу? Нет, конечно же. Я тоже был очень привязан к отцу и сильно любил его. Не братьев, не мать, которая умерла от рук знахарки, а его. Наверное, это было ответом на его любовь. Как мог я после этого проявить непослушание?

– И он, желая, чтобы ты долго жил, определил тебя в монахи?

– Да. Но нам с Жаном пришлось поменяться местами. В монахи пошел он, а я стал клириком, обучившись в школе. Потом каноником. А вскоре отец умер от чумы… Немного погодя я ушел из монастыря. Почему? В поисках независимости. Каждый волен получить свободу. Для этого я стал оттачивать свое мастерство конного и пешего боя. Не удивляйся, но наша община каноников являла собой не столько духовное братство, сколько настоящее войско. Капитул наш постоянно подвергался разбойным нападениям баронов и наемников. В силу этого мы всегда вынуждены были находиться на военном положении. С виду духовные лица, причем все из благородных семей, на самом деле мы были воинами. От обороны часто переходили к нападению.

– Грабили соседние церкви и монастыри?

– Нет, только владельцев замков – тех, что постоянно нападали на нас. Я был членом капитула святого Юлиана Бриудского, знаменитого на всю Турень. Нас называли священниками-воинами. Представь, едва пропев псалмы и гимны, мы бежали надевать доспехи, дабы сражаться, защищая себя или мстя тому, кто нас обидел. Все это было хорошо известно и папе, и епископам, но они только отмалчивались, понимая, что нам самим надо обороняться. Поэтому Церковь наша имела вид настоящего замка. Но она и должна быть крепостью или будет разрушена, разграблена или даже сожжена.

Однако ссоры возникали у нас и между собой. Ведь все мы, я уже говорил, сыновья из знатных семей, вышли из рыцарской среды. Ссорились и дрались каждый день, даже убивали друг друга. Словом, воинственные наклонности преобладали над духовной жизнью. Я сам дрался много раз, был ранен и даже убил двоих, чересчур высокомерных и задиристых.