"Аполлон-8". Захватывающая история первого полета к Луне - Джеффри Клюгер Страница 27

В один из особенно тяжелых периодов Кранц явился в ЦУП к началу своей смены. Крафт, чья смена только что закончилась, сдал ему пост без лишних слов, буркнув лишь «привет» и «до свидания», и уже собрался было уйти и наконец отдохнуть ^[16]. Обычно при передаче рабочего места в руки сменщика Крафт примерно обрисовывал ему перспективы на следующие восемь часов, особенно во время полета ненадежного корабля, такого как «Джемини-5». Однако на этот раз он попросту снял наушники, встал и собрался уходить.

– Крис, – окликнул его Кранц. – Какие будут указания?

Крафт обернулся, лицо его – по крайней мере так показалось Кранцу – выражало крайнее раздражение.

– Ты руководитель полета, – бросил он. – Твоя смена. Решай сам.

Сложности, аналогичные этой, Кранц успешно преодолевал раз за разом и в итоге стал одним из тех, к кому Крафт особо благоволил. Кроме него особым уважением пользовались еще два человека за главным пультом управления – Глинн Ланни и Милт Уиндлер.

Вечером в день испытания «Аполлона-1» Кранц уехал из ЦУП рано. Приехав домой, начал переодеваться к ужину, который обещал Марте. Однако не успел он закончить, как раздался громкий стук в дверь. К этому часу должна была прийти няня, но не с таким же грохотом! Кранц нахмурился и, все еще полуодетый, поспешил вниз – за дверью стоял его сосед Джим Ханниган, заместитель директора в отделении Космического центра, занимающемся лунным модулем.

– Происшествие на космодроме, – выпалил он без предисловий. – По радио объявили. Говорят, что экипаж погиб.

Кранц кинулся в дом, переоделся в рабочую одежду и рассказал Марте то, что знал. Затем поспешил к машине и помчался к городку НАСА, где располагался Центр пилотируемых космических кораблей. Добравшись туда, он бросился к зданию ЦУП и обнаружил, что его уже перевели в закрытый режим, обычный для чрезвычайных ситуаций: все на местах, никого лишнего не впускать, чтобы не создавать помех. Все известные ему входы оказались заперты, специальный телефон для вызова охраны тоже не помог: линия работала, гудки шли, но никто не брал трубку.

В итоге Кранц, обежав здание, наконец наткнулся на охранника у грузового лифта. Взмахнув удостоверением, Кранц выпалил, кто он такой и где его место – а именно внутри здания, не снаружи на лужайке. Охранник внял доводам и впустил его внутрь. Влетев в зал управления, запыхавшийся Кранц остановился в оцепенении.

За главным пультом Крафт вполголоса переговаривался с летным врачом, находящимся на космодроме. Рядом стоял Джон Ходж, глава Отделения управления полетом. Оба были мрачны, однако их лица не шли ни в какое сравнение с бледными лицами совершенно ошеломленных молодых сотрудников, сидящих за другими пультами. Ходж, с его опытом работы в программах летных испытаний, уже давно узнал, как выглядит смерть. Кранц тоже – он ведь участвовал в боях. Крафт же работал в НАСА достаточно долго, чтобы быть готовым к беде.

Остальные из тех, кто находился в зале, не имели ни такого опыта, ни такого мужества. Они были почти мальчики – недавние выпускники технических вузов, их средний возраст равнялся 26 годам. На том уровне, на каком вчерашние студенты и аспиранты представляли себе мир, они понимали, что вступили в игру, где ставкой может быть человеческая жизнь. Однако теории в учебниках – совсем не то же, что живая кровь, а этим вечером космическая программа была обагрена кровью.

Кранц и другие руководители в зале усадили молодежь за работу и дали указание сохранить все пульты в неприкосновенности, чтобы тумблеры и переключатели остались в том же положении, в каком они были на момент начала пожара. Среди этих тысяч настроек могла быть важная информация для будущего расследования – а оно, несомненно, будет.

Вскоре после того, как эта малоприятная процедура была выполнена, операторы, все как один, снялись с мест. По негласной договоренности они собрались в «Поющем колесе» – облюбованном сотрудниками НАСА баре неподалеку от Космического центра. Те, кто постарше, называли заведение «Красным сараем»: не могла же любимая забегаловка остаться без неформального прозвища, завсегдатаям из НАСА она казалась чем-то похожей на красный сарай.

Как всегда, за барной стойкой работал Лайл – мало кто из сотрудников ЦУП знал его фамилию. Ему уже было известно о происшедшем, и он постарался спровадить остальных клиентов, как только завидел операторов. Когда заведение оказалось в их полном распоряжении, они приступили к тому, ради чего пришли, – принялись тяжко и горестно напиваться. Лайл их не торопил и закрыл бар только после того, как последний посетитель на заплетающихся ногах отбыл домой горевать в одиночку.

* * *

Выходные, последовавшие за днем пожара, были почти невыносимы – и не в последнюю очередь потому, что большей части команды ЦУП до понедельника было нечего делать, кроме как думать о том, что произошло в пятницу на мысе. Однако в понедельник утром операторы – с красными глазами или нет, сумевшие поспать или нет – должны были вернуться на работу. Там их уже ждал Кранц. В главной аудитории здания № 30 Центра пилотируемых космических кораблей они с Ходжем организовали собрание, явка была обязательной.

Когда операторы заняли свои места, слово взял Ходж. Он рассказал о том, что стало известно за последние два дня; до сих пор мало удалось узнать о причине пожара и об обширных внутренних проблемах корабля. Ходж объявил имена тех, кто назначен в комиссию по расследованию, и немного остановился на том, сколько времени потребуется для возобновления полетов. Он признал, что не имеет ни малейшего представления о том, остается ли теперь реалистичным заданный срок полета на Луну, но заверил слушателей, что руководство НАСА сделает все возможное, чтобы посадка на Луну состоялась до 1970 г. Затем он передал слово своему коллеге.

Кранц, который все выходные провел в тяжелых раздумьях и все больше раздражаясь, не собирался упускать случай вбить в головы слушателей урок, полученный такой трагической ценой. В предыдущие месяцы, сказал он притихшим операторам, мы слишком часто отмахивались от потенциальных проблем под девизом «такого не случится». В корабле может оказаться неисправным электрический переключатель, но чтобы из-за этого отказал в полете топливный элемент – такого не случится. Может, новые пиросредства излишне своенравны, но чтобы из-за них не вышел парашют – такого не случится. Да и кабину заполняли чистым кислородом не впервые и никаких проблем, ведь так?

А что, если все-таки случится? Что тогда делать? Этот принципиальный вопрос никто не пытался задавать. Недостаточно задавать вопросы лишь о том, что можно было бы предпринять. Нужно спрашивать, что ты сегодня сделаешь для того, чтобы не произошло отказа. И твое решение всегда должно быть ответом на главный итоговый вопрос: какое действие лучше всего предпринять в текущей ситуации?