Королевство вандалов. Взлет и падение - Ганс-Иоахим Диснер Страница 27

Ход нашего изложения, без сомнения, показал, что внешний вид и мощь вандальского государства основывались прежде всего на авторитете и достижениях королевской власти ^[151]. Статус государя, достигнутый Гейзерихом, сначала оправдывал все ожидания, и – как явствует из событий 454 г. или из мирного договора 474 г. – королевская власть привела вандальское государство к высшей точке развития, о которой свидетельствуют внешнеполитический вес, а также коллективное и индивидуальное благосостояние вандалов-аланов. К сожалению, имеющиеся источники не дают возможности судить о степени участия вандалов и аланов в достижении такого положения; и все-таки король не мог проводить свою политику без активного содействия своих соплеменников и многочисленных «коллаборационистов» из римского и берберского населения. Осуществление вандальских притязаний и связанное с этим обогащение вплоть до смерти, Гейзериха во многом обуславливалось чрезвычайно благоприятными обстоятельствами. Поэтому не следует переоценивать политико-военные достижения короля и его соотечественников: по меньшей мере спорно, смог бы Гейзерих, столкнувшись с Юстинианом, Велизарием или Нарсесом, достичь того, что почти как перезревший плод упало в его руки в спорах с Валентинианом III, Львом I, Зиноном и их советниками или военачальниками. Упадок вандальского государства при Гунерихе и прежде всего при Хильдерихе ясно говорит об этом. Однако для нас в первую очередь важны роль и место короля в государстве в течение всего времени существования африканского королевства.

Король еще с иберийских времен именовался «rex Wandalorum et Alanorum» (король вандалов и аланов) и тем самым обладал высшей властью над обоими племенами, которые и являлись действительными носителями государственного суверенитета ^[152]. В соответствии с античной мыслью, государство и представляющие государство слои неразделимы, по крайней мере в теории. То, что на практике может быть иначе, учит история Римской империи, так же как и история государства вандалов, в котором, естественно, римские представления постоянно сталкивались с германским образом мышления. Представления о власти, суверенитете или разделении властей не становились яснее от постоянного сравнения; впрочем, это вряд ли входило в намерения королей, которые при неустойчивом толковании этих понятий всегда могли интерпретировать их в свою пользу и выработать идеологию власти из самых гетерогенных элементов. В этом отношении интересно, что вандальские короли – а также, разумеется, знать – под римским влиянием присвоили титул «dominus» (господин); соответствующий статус «maiestas regia» (королевское величество) упоминается чаще, и даже противники вандальского арианства говорят о главных добродетелях короля (clementia, pietas, mansuetudo (милосердие, благочестие, кротость)) ^[153], который тем самым в какой-то степени приближается к классическому идеалу «наилучшего императора» (optimus princeps) ^[154]. Поразительно, но даже ортодоксальные источники поддерживают такое самотолкование вандальской королевской власти, которое часто проявляется в используемых церковными авторами цитатах из актов – в официальных, таким образом, документах. Судя по изображениям на монетах, вандальский король носил нагрудный панцирь и военный плащ, а также – как знак суверенитета – диадему. О знаках царского достоинства вроде жезла и короны до сих пор ничего не известно. Прокопий сообщает, что Гелимер носил пурпурное одеяние, которое было с него снято только после триумфального шествия в Константинополе ^[155].

После захвата Карфагена в 439 г. на территориях, находившихся под властью вандалов, летоисчисление велось по годам правления короля, что стало привычно также и для римлян провинции ^[156]. В чеканке монет Хасдинги также проявляли – хотя и с большими различиями в деталях – свою независимость от Византии, чего мы не видим, например, у Теодориха Великого. Власть и формальные прерогативы короля особенно ярко выражались в политической и военной деятельности, которая основывалась на его полной власти над государственным управлением, наборами в армию и флотом. Особенной характеристикой королевской власти и княжеского почета являлась все же свита, телохранители и вообще двор (domus regia, aula, palatium). С некоторыми отклонениями от Людвига Шмидта ^[157] в качестве обобщения можно сказать, что полномочия суверена – прежде всего с 442 г. – распространялись на военное командование, высшую судебную власть наряду с законодательной и исполнительной властью, на администрацию, на финансовую и полицейскую службы и церковную власть; король в качестве кого-то вроде верховного епископа стоял над арианским патриархом, он же в качестве политического главы государства присвоил себе и верховную власть над ортодоксальной церковью. Разделение государства и церкви, стремление к которому возникло в позднеримскую эпоху и которое в конечном итоге во многом было претворено в жизнь, не принималось вандальскими правителями. Гунерих сверх выдвигавшихся уже Гейзерихом требований претендовал, очевидно, в некоторой степени даже на высшую духовную власть над всеми подданными государства.