Хазары. Таинственный след в русской истории - Вячеслав Манягин Страница 27

Когда река расширилась настолько, что начала постепенно переходить в залив, мы повернули на север, по другому протоку — Старой Волге. Рельеф местности был тот же, но как изменился ландшафт! Огромный камыш рос прямо из воды; в протоках, отходящих к востоку, над поверхностью тихой воды поднимались лотосы; воздух стал густым, насыщенным запахами растений и испарениями воды. Это была совсем другая страна.

Путешествие показало нам уже немало. Мы установили, что ни на протоках, граничащих со степью, ни в заболоченных низовьях хазарских памятников нет. Теперь мы стремились найти ту землю, которая была для хазар родной настолько, что они погребали в ней своих близких. По аналогии с находками, сделанными раньше, можно было представить себе ее внешний облик. Там должны были быть невысокие бугры, расположенные близко друг от друга, тихие реки с чистой водой без изобилия водорослей, и между ними луга, а не болота. И когда после шести дней мотания по дельте я увидел местность, похожую на ту, которую я ясно себе представил, мы сделали остановку и пошли обследовать Тутинский бугор, возвышавшийся между протоками Тобола и Камызяк. И там мы снова натолкнулись на погребения, ничем не отличавшиеся по характеру захоронения от хазарских могил на бугре Степана Разина. Это означало, что мы нашли западную границу Хазарии.

Сохранность погребений Тутинского бугра была крайне скверной, не то что в восточной дельте. Скелеты лежали прямо на поверхности, потому что это место ветреное, и супесчаная пыль, которой их присыпали, не залеживалась. Кости были вцементированы в затвердевшую поверхность бугра, и мы стерли ладони до мозолей, расковыривая землю вокруг скелетов и сосудов. Но это было неважно, гораздо существеннее казалось нам то, что подтвердилась исходная точка зрения: расселение народа и ландшафт точно соответствовали друг другу. По этому признаку мы могли очертить границы области, где жили хазары, а потом сделать выводы о том, как менялись физико-географические условия за две тысячи лет. Ради такой перспективы можно было не жалеть ни о стертых руках, ни об изъеденных комарами лицах и ни об усталости, набрякшей во всем теле свинцовой тяжестью.

От Тутинского бугра мы повернули на север, к Астрахани. Местность приобрела цивилизованный облик: поля были возделаны, протоки обсажены аллеями ив, по асфальтовым дорогам шныряли автобусы. Но бугры по-прежнему привлекали наше внимание, и, наконец, на берегу реки Царев, на бугре Муллин, где помещалось татарское кладбище, мы набрали еще горсточку битой посуды, но не хазарской, а гузской. Итак, хазары жили не в окрестностях Астрахани, а южнее ее. Вот почему попытки найти Итиль на месте Хаджи-Тархана терпели полную неудачу. Там, где сухая степь, хазарских поселков и кладбищ нет.

Путешествие по центральной дельте. От Тутинского бугра до широкой реки Бузан ландшафт не менялся, а находки встречались почти на каждом бугре. Особенно замечательным оказался бугор Бараний на протоке Болда. Он лежит в километре от берега реки, и там мы собрали коллекцию сосудов и черепков более богатую, чем на бугре Степана Разина. Но наши попытки выйти через дельтовые протоки к морю и обследовать снова те острова, на которых я побывал с А. А. Алексиным в 1960 г., кончились неудачей. Большая часть протоков в устье мелела, и выход в море был закрыт густыми джунглями из кустов и камыша. Это были тупики. Когда же мы все-таки пробрались на простор через банк — проход для кораблей, где фарватер был углублен, — то оказалось, что все острова за три года покрылись такой густой растительностью, что сойти на берег было невозможно. Деревья стояли густой живой изгородью, сквозь которую надо было бы прорубать просеку топором. Разумеется, найти что-либо в такой чаще было невозможно, и мы повернули назад, к бугру Степана Разина.

Работы на бугре подходили к концу. Удалось выяснить, что под кладбище использовалась только южная часть бугра. Это наблюдение мы проверили неоднократно, и оно везде подтвердилось. Вот еще одна загадка хазарской идеологии: почему они пренебрегали северными склонами? Разрешение этой загадки не далось нам в руки.

Разведочный отряд добился больших успехов. Геля нашел на Малом Казенном бугре три хазарских погребения неплохой сохранности, на многих других окрестных буграх — остатки разрушенных погребений и собрал большую коллекцию керамики. Теперь стало очевидно, что эта страна в хазарское время была населена очень густо. Ведь большая часть наземных погребений гибнет от безжалостного времени. По инструкции, которую я дал применительно к местным условиям, места находок привязывались нивелиром к топографическим знакам. Подтвердилось наблюдение, сделанное еще в 1960 г.: не было ни одной находки ниже абсолютной отметки минус 18 м. Значит, море в XIII веке похозяйничало в этих местах.

По возвращении из западного маршрута я присоединился к Геле, и мы вместе набрели на интересное явление — хазарские жилища. Возможно, они встречались нам и раньше, но мы обратили внимание и поняли находку только после посещения «Чертова городища». На одном из бугров (Шикэ) мы наткнулись на пятна от полов жилища, в которых увязли мелкие фрагменты железных орудий и керамики. Последняя дала нам датировку — она была хазарская. Видимо, на некоторых буграх во время трансгрессии Каспия ютились хазары, не хотевшие покинуть родную землю. Вода прибывала медленно, и, очевидно, какие-нибудь старики надеялись, что они доживут свой век и прокормятся на высоких местах, поэтому они и построили хижины на бугре. Позже, во время наших странствований по дельте, мы не раз встречали подобные пятна овальной формы, но края пятен были всегда столь расплывчаты и деформированы, что составить представление о хазарской архитектуре трудно. Ясно лишь, что это были жилища, подобные тем, в которых теперь живут казахи.

Путешествие на восток дельты. 16 августа 1962 г. мы с Гелей и неизменным Михаилом Александровичем Шувариным выехали на восток. Через протоки, которые стали для нас привычным пейзажем, мы выбрались в Бузан и Сумницу. Эти широкие реки четко разграничивают холмистую область центральной дельты, т. е. Хазарию, и аллювиальную равнину, расстилающуюся на восток. Мы спустились по Сумнице к протокам ее низовий, где течение становится просто бешеным, несмотря на пологий рельеф. Чтобы хоть несколько часов отдохнуть от жужжания комаров и оводов и тяжелых испарений тростниковых джунглей, окаймляющих узкие протоки, мы вышли в Иголкинский банк, где землечерпалка прорыла канал для углубления фарватера.

Вода в канале неслась как сумасшедшая, но кругом было море по колено (буквально), и мы с Гелей вышли на круглые островки, образованные выкидом землечерпалки. Вдруг… кость, очень древняя и разбитая человеком, затем черепок, окатанный водой! Мы бросились искать и собрали целую коллекцию фрагментов больших сосудов из черной, плохо отмученной глины с вмятинами от пальцев древних мастеров. Кроме этих, нашлись еще черепки сероглинных, тонкостенных сосудов меньших размеров. И те и другие были знакомы нам, так как аналогичные сосуды мы уже встречали в хазарских погребениях. Что означала эта находка?

Землечерпалка прошла культурный слой хазарского поселения и выкинула черепки VI века со дна морского. Абсолютная отметка дна канала — минус 29,6 м. Так как ветровые нагоны в этой части Каспия достигают 2 м, то во время существования поселения уровень моря должен был быть минимум на 3 м ниже, т. е. море стояло на отметке минус 32,5 м. Такую же цифру мы получили при исследовании Дербентской стены, значит, все наши расчеты подтвердились.