Четыре королевы - Нэнси Голдстоун Страница 27

Отъезд графа был омрачен смертью его жены Изабеллы на девятом году их брака, в январе 1240 года. Хотя она была значительно старше Ричарда, они росли вместе, и это был союз равных. Он горячо любил ее, и Матвей Парижский сообщает, что Ричард «погрузился в глубочайшую скорбь и оплакивал ее безутешно», когда известие дошло до него. Изабелла родила Ричарду четырех детей, но все, кроме одного сына, Генриха, умерли в раннем детстве; этот единственный сын был главным сокровищем Ричарда. Ему наверняка было тяжело оставлять мальчика в семье его дяди и тети, короля и королевы, так скоро после смерти матери, но Ричард был из тех людей, которые не позволяют эмоциям нарушать их планы.

Граф отплыл из Дувра в сопровождении полусотни рыцарей, каждый из них был со своим отрядом. Первой остановкой на его пути стал Париж. Ричард намеревался выйти в Средиземное море из Марсельского порта, а для этого приходилось пересечь всю Центральную Францию; следовательно, нужно было получить от короля охранную грамоту для него самого и его людей. Кроме того, по указаниям Генриха, он должен был возобновить перемирие между двумя королевствами, установленное еще после их злосчастной экспедиции в Бретань в 1230 году — срок уже истекал.

Людовик и Бланка, зная, что графа Корнуэлльского весьма уважают и папа, и император, расстарались, чтобы оказать Ричарду должный почет. Они не стали ждать его в Париже, но вместе со всем двором выехали ему навстречу. Затем последовали чрезвычайно роскошные пиры и особо щедрый обмен подарками. Согласно Матвею Парижскому, Ричарда приняли, в силу его принадлежности к семейству Элеоноры, сестры Маргариты, «как возлюбленного родича».

Маргарите к этому времени уже исполнилось восемнадцать. Ее положение при дворе укрепилось благодаря тому, что ее дядя, Томас Савойский, стал графом Фландрским, поскольку Бланка нуждалась в Томасе и не могла себе позволить открыто обижать или оскорблять его племянницу, с которой, как она знала, он поддерживал связь. Кроме того, репрессивная французская политика на юге вызывала там брожение, и Белая Королева опасалась оттолкнуть от себя отца Маргариты, Раймонда-Беренгера V. Потому Бланка теперь ограничила терзания невестки мелкими уколами под предлогом беспокойства о ее бесплодии. Маргариту заставили вытерпеть официально обставленное унизительное паломничество к мощам св. Тибо, монаха XII столетия, которые, согласно народной молве, обладали способностью излечивать бесплодие. Свекровь не только настояла на этой затее, но (что еще хуже) сопровождала невестку. Той было еще тяжелее оттого, что ее сестра Элеонора так скоро произвела на свет сына.

Наконец, в последние месяцы 1239 года терпение Маргариты было вознаграждено беременностью к великой радости обоих супругов. Они с Людовиком горячо молились о сыне и наследнике, но влияние св. Тибо в высших сферах, видимо, не заходило так далеко, и как раз во время визита Ричарда Маргарита родила дочь. Это было ужасное разочарование. Она знала, что рождение сына окончательно укрепило бы ее положение при дворе, как это было с сестрой; она могла бы наконец поднять голову и утихомирить свекровь раз и навсегда. Маргарита расплакалась, когда ей сообщили, что она произвела на свет девочку, и, боясь реакции Людовика, упросила епископа Парижского поговорить с ее супругом о ней и о ребенке. Епископ без особого труда примирил короля с существованием дочери, напомнив, что девочка когда-нибудь поможет поддержать интересы Франции посредством подходящего брака. Девочку назвали Бланкой.

Так или иначе, Маргарита доказала, что она не бесплодна, и это имело большое значение. Всякие разговоры о расторжении брака при дворе прекратились. Более того, после рождения первой внучки Бланка в конце концов отселилась из дома своего сына. У Людовика и Маргариты появилась теперь личная жизнь, что в свою очередь оживило их брачные отношения и привело к новым беременностям. В 1242 году молодая королева родила еще одну дочь, Изабеллу, а потом, в 1244 году, наконец-то произвела сына Людовика.

Она сумела пережить жестокость, ревность и ненависть первых лет своего правления, научившись ждать и наблюдать. Жить стало легче. Власть начала мало-помалу переходить из рук Бланки к ней, хотя она этого пока и не осознавала.

И еще она могла теперь надеяться, что рождение первого ребенка (пусть даже и девочки) подскажет ее супругу, уже достигшему двадцати пяти лет, что пора брать на себя взрослую ответственность и вплотную заняться повседневными делами управления королевством — и, что было для нее особенно важно, отделиться от собственной родительницы (хотя, по правде говоря, не похоже, чтобы Людовик хотел этого или вообще был на такое способен). К этому времени Маргарита уже поняла, что темперамент ее супруга больше подходит церковному деятелю, чем государственному мужу. Религия была единственной областью, к которой он проявлял определенный интерес, и интерес этот порой поглощал его целиком. В те дни, когда у них гостил Ричард, король Франции ликовал по поводу успешного приобретения у Балдуина II, императора Константинопольского, знаменитой реликвии — Тернового венца. Балдуин, испытывая отчаянную нужду в деньгах, незадолго до того отдал его в заклад венецианцам, но Людовик выкупил венец и велел доставить во Францию. Вместе с младшим братом Робером король отправились встречать эту бесценную посылку в городок Вильнёв-л’Аршевек (Archeveque) в Бургундии, а оттуда братья, в одежде кающихся, Людовик впереди, Робер позади — сопровождали реликвию до самого Парижа. На это ушло более двух недель. Ободренный заинтересованностью короля, Балдуин незадолго до того сообщил, что возникла возможность приобрести по сходной цене еще и обломок истинного Креста: он предлагал его рыцарям-храмовникам в обмен на немалый заем, но те отказались. Людовик принялся устраивать и эту покупку.

Столь почитаемые святыни, разумеется, нельзя было хранить где попало, и потому Людовик также увлекся созданием для них чудесной новой часовни, которую возвели к 1242 году. Это была великолепная Сен-Шапель (Sainte-Chapelle) ^[49].

Однако благочестие Людовика выходило за рамки обрядности и архитектуры. В области борьбы против ересей он играл активную, ведущую роль. Хотя лично ему больше нравилось поощрять еретиков к обращению в христианскую веру, Людовик признавал, что многие из них не поддаются никаким увещеваниям, и таким предписывал пытки и смерть. Особенно он ненавидел евреев. Однажды он пересказал Жуанвилю историю об аббате Клюни, который устроил в своем монастыре большое собрание и пригласил живущих поблизости евреев в расчете окрестить их как можно больше. На собрании присутствовали образованные клирики, но также и миряне, среди них — один бедный, но весьма деятельный рыцарь. Как только евреи собрались, этот рыцарь подошел к ним и спросил у главного раввина, признает ли он, что Мария, родив Христа, была девственницей. Когда раввин ответил отрицательно, рыцарь ударил его, и евреи бежали.