Российские предприниматели и меценаты - Михаил Гавлин Страница 27

Вместе с тем был момент, когда ему как русскому послу в Испании угрожала опасность. Наполеон продвигался к Мадриду. Строганов искал предлог для отъезда из страны. «Мое пребывание здесь и характер отношений, которые я здесь использовал, несовместимы с пустующим троном Испании. Я собираюсь уехать отсюда, как только позволят обстоятельства», – писал он в Россию. Предлог вскоре нашелся. В здание российской миссии в Мадриде ворвалась толпа и потребовала выдать ей французов, находившихся на русской службе. Послу с трудом удалось вырваться на улицу и отправиться за помощью. Порядок вскоре был восстановлен, виновные наказаны. Однако Строганов объявил о своем отъезде из страны, мотивируя это тем, что «в нынешних условиях, когда правительство не может обеспечить безопасность иностранных представителей, его дальнейшее пребывание в Испании невозможно».

Г. А. Строганов

В октябре 1808 года Г. А. Строганов по собственной инициативе покинул Мадрид. Этот поступок не был одобрен в Петербурге. Румянцев сообщал посланнику о желании императора снова видеть Строганова в Мадриде. Образ мыслей и поведение посланника признавались «с обязанностями службы несовместимыми». Тем не менее Строганов сумел привести веские доводы, чтобы убедить Александра I в необходимости предпринимаемых им действий. Будучи посланником России при Карле IV, объяснял Строганов, он уже не мог представлять интересы российского императора при Жозефе Бонапарте. «Из всех жертв, – писал он Александру I, – на которые я готов пойти ради славы Вашего Императорского Величества, потеря чести является единственной жертвой, которую я не могу по своей воле принести». Признав эти доводы убедительными, Александр I вынужден был назначить посланником в Мадрид Н. Г. Репнина, который из-за военных действий так и не смог добраться до места назначения.

Во время дипломатической службы Г. А. Строганова в Испании ярко проявились его политические симпатии, самостоятельный образ мыслей, решительность в действиях. В одной из записок о положении дел в Испании, составленной в 1810 году, он писал, как бы предвидя события Отечественной войны 1812 года в России: «Когда речь идет о защите своих домов, церквей и могил предков и свободы… тогда все – женщины, подростки – принимают участие в войне… Это война одновременно и религиозная, и политическая, и индивидуальная, поскольку речь идет о том, потерять ли все и склониться перед врагом, или защитить своего Бога, страну, семью и свободу».

Казалось бы, строптивый дипломат не мог рассчитывать на новое назначение. Тем не менее в 1813 году Григорий Александрович отправляется на новое место службы – в Швецию. На этом посту ему сопутствовал успех, предопределенный дружескими и союзническими отношениями России и Швеции. Российское правительство положительно отнеслось к выбору наследника шведского престола – Бернадотта, бывшего наполеоновского маршала – и к присоединению Норвегии к Швеции, в чем последняя искала поддержки. Совместные военные действия против наполеоновских армий укрепили русско-шведский союз. В своих депешах из Стокгольма Строганов подчеркивает дружеское расположение шведского правительства к России, о котором ему многократно приходилось выслушивать от членов королевской фамилии.

В 1816 году Г. А. Строганов получил новое назначение – возглавить миссию в Константинополе. Он оказался в центре национальных движений за освобождение народов Сербии, Молдавии, Валахии и Греции от османского ига. Оказывая поддержку христианским подданным Турции, посланник вызывал нарекания со стороны османского и российского правительств, хотя и стремился действовать в рамках полученных предписаний.

После заключенного в 1812 году русско-турецкого Бухарестского мирного договора оставался ряд вопросов (разграничение на Кавказе, статус Дунайских княжеств и Сербии, режим судоходства через проливы), решить которые вменялось в обязанность новому посланнику. Наиболее деликатной была проблема предоставления Сербии статуса самоуправляющейся провинции Османской империи, что предусматривалось статьей VIII Бухарестского мира.

По прибытии Строганов получил инструкции, в которых подчеркивалось неоспоримое право России на покровительство христианским подданным Порты и намечались задачи, которые должны быть решены в результате его миссии. Прежде всего это была выработка основ для мирных русско-турецких отношений. Г. А. Строганов являлся сторонником решительных действий в отношении Османской империи и имел твердое убеждение в бесполезности дипломатических дискуссий с ней. Его взгляды на балканскую политику России строились на распространенной в то время идее мессианской роли России среди православного населения Османской империи.

В Константинополе Строганов установил связь с лидерами освободительного сербского движения, с сербскими депутатами, прибывшими в турецкую столицу для передачи Порте требований своего народа. Он вступил в переписку с вождем сербов Милошем Обреновичем. В 1815 году Милош возглавил второе сербское восстание. Оно не принесло решительного успеха сербам, однако в результате переговоров с османскими властями Милошу удалось добиться устного соглашения о предоставлении Сербии ряда политических свобод. Этот договор не был подтвержден турецкими документами и, следовательно, не являлся юридически правомочным актом. Турки в любой момент могли отказаться от выполнения его условий. Поэтому ближайшей задачей Ми-лоша стало получение от Порты документа, подтверждающего внутреннюю самостоятельность северной провинции Османской империи. Достигнуть этой цели Милош рассчитывал с помощью России.

На сербско-турецких переговорах в 1816–1821 годах Строганов пытался отстоять права сербов, зафиксированные в русско-турецком договоре 1812 года. Он явился автором требований сербского народа к Порте, ставших фактически планом конституционного устройства страны. На этом пути Г. А. Строганов встретил препятствия не только со стороны османского, но и российского правительства. С самого начала он повел переговоры с османскими министрами в резкой, наступательной манере. Это вызвало тревогу со стороны Порты и недовольство российского императора. Александру I было весьма нежелательно какое-либо обострение отношений с западноевропейскими державами. Строганову предписывалось «впредь тщательно избегать в ходе переговоров всяких угроз войной».

Неожиданные препятствия возникли и со стороны сербского руководства. Строганов подчас не мог получить нужных сведений для компетентного представления Порте сербских требований. Это прежде всего касалось текстов договоров, заключенных сербами с османскими властями с 1813 года. Посланник фактически ничего не знал о сложившихся взаимоотношениях султанской власти с сербскими подданными, и получить эти сведения он рассчитывал от самих сербов. Однако сделать это оказалось непросто. Несмотря на продолжительную переписку с Обреновичем, Строганов так и не получил всех требуемых документов. Присланные летом 1818 года «ферманы» свидетельствовали, что сербский вождь не был заинтересован в их исполнении, поскольку в них ничего не говорилось о предоставлении ему титула наследственного князя. Непоследовательная, колеблющаяся позиция Милоша сказалась и в том, что в 1817 году он послал Порте благодарственное письмо, в котором выражал султану признательность за дарованные милости, утверждая, что «сербы спокойны и счастливы, как и предки их не бывали».