Рассекречено? Правда об острых эпизодах советской эпохи - Владимир Воронов Страница 27

Об этой изуверской спецоперации Лубянки — иное определение дать поистине невозможно — операции «ЛЗ» («Ложный закордон») весьма неширокие массы впервые услышали лишь в самом начале 1990-х годов, когда и была предана огласке эта записка Общего отдела ЦК КПСС, ранее закрытая грифом «Совершенно секретно».

Документ, подготовленный 26 сентября 1956 года к заседанию Секретариата ЦК КПСС, сообщал, что в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС и Отдел административных органов ЦК КПСС «поступили данные о том, что в Хабаровском управлении НКВД-МГБ на протяжении 1941–1949 годов применялись провокационные методы в агентурно-оперативной работе, повлекшие тяжелые последствия». В частности, «проверкой установлено, что в 1941 году с санкции руководства НКВД СССР Управлением НКВД по Хабаровскому краю в 50 км от гор. Хабаровска, в районе села Казакевичи близ границы с Маньчжурией была создана ложная советская пограничная застава, „Маньчжурский пограничный полицейский пост“ и „Уездная японская военная миссия“, которые работниками органов госбезопасности в переписке именовались „мельницей“. По замыслу работников НКВД, имитация советской пограничной заставы и японских пограничных и разведывательных органов предназначалась для проверки советских граждан, которые органами госбезопасности подозревались во враждебной деятельности». Ничего не скажешь, весьма неординарная, скажем мягко, оригинальная идея — соорудить на собственной же территории липовые вражеские погранзаставы «для проверки» своих же граждан! То есть граждане в теории должны были ломиться через советскую границу — к «врагам» — и, думая, что они уже ее перешли, попадать на эти заставы? Собственно, в этой чекистской провокации ЦК КПСС ничего такого «нехорошего» даже и не видит: проверка, пусть даже и при помощи ложных погранзастав и липовых «вражеских» пограничников и жандармов, дело нужное — ведь советского гражданина надо все время проверять и проверять, разве нет?

Во всяком случае, именно это и следует из текста официальной записки в высшую инстанцию: «Однако на практике, — возмущаются руководители Комитета партконтроля и Отдела административных органов ЦК, — это мероприятие было грубо извращено и направлено не на борьбу с действительными врагами советского государства, а против невинных советских граждан». То есть, замечу, относительно самого факта использования чекистами провокации как таковой, как повседневного инструментария, у цекистов возражений нет, праведный гнев вызвало лишь «извращение» этой «славной методы»?

Но вернемся к «мельнице». Как сообщалось в записке, бывший начальник Хабаровского управления НКВД Гоглидзе и осуществлявший непосредственны контроль за функционированием «мельницы» тогдашний начальник 2-го управления (контрразведки) НКВД Федотов использовали ее «в антигосударственных целях, для фабрикации материалов обвинения на советских людей». В документе дано подробное описание того, как это выглядело на практике: «„Проверка“ на пресловутой „мельнице“ начиналась с того, что лицу, подозревавшемуся в шпионаже, или иной антисоветской деятельности, предлагалось выполнить закордонное задание органов НКВД. После получения от „подозреваемого“ согласия на выполнение задания инсценировалась его заброска на территорию Маньчжурии с пункта ложной советской погранзаставы и задержание японскими пограничными властями. Затем „задержанный“ доставлялся в здание „Японской военной миссии“, где подвергался допросу работниками НКВД, выступавшими в ролях официальных сотрудников японских разведывательных органов и русских белогвардейцев-эмигрантов. Допрос имел своей задачей добиться от „проверяемого“ признания „японским властям“ в связи с „советской разведкой“, для чего создавалась исключительно тяжелая, рассчитанная на моральный надлом человека обстановка допроса, применялись различного рода угрозы и меры физического воздействия». Проще говоря, если перевести с чекистского и цекистского языков, «заброшенного» подвергали жестоким пыткам. Потому «многие лица, искусственно ввергнутые в необычную и тяжелую для них обстановку, полагая, что они действительно находятся в руках врагов и в любое время могут быть физически уничтожены, рассказывали сотрудникам НКВД, выступавшим в качестве японцев, о связях с органами НКВД и о тех заданиях, которые они получили для работы в Маньчжурии. Некоторые из этих лиц, запуганные нависшей над ними смертельной опасностью, под влиянием мер физического воздействия сообщали отдельные сведения о Советском Союзе». Затем, уже «по окончании допросов, которые иногда длились в течение нескольких дней и даже недель, „задержанный“ перевербовывался представителями „японских разведорганов“ и забрасывался на территорию СССР с разведывательным заданием. Финал этой провокационной игры состоял в том, что „проверяемый“ арестовывался органами НКВД, а затем как изменник Родины осуждался Особым совещанием на длительные сроки лишения свободы или к расстрелу».

Роль начальника «уездной японской военной миссии», сообщается в документе, играл самый настоящий… шпион-японец: некий Томита, «который в 1937 году перешел границу», был задержан, «дал показания о своей принадлежности к японской разведке и что он в Советский Союз прибыл по заданию 2-го отдела штаба Квантунской армии с целью шпионажа». Его сначала приговорили к расстрелу, но затем чекисты решили использовать ценного японца более рационально — и он «был послан на ложный закордон, где учинял допросы советским гражданам». Всего, по версии составителей документа, «установлено, что в период с 1941-го по 1949 год через „мельницу“ было пропущено около 150 человек. За последнее время Военным трибуналом Дальневосточного военного округа проверено 27 судебных дел на 27 человек, прошедших через „ЛЗ“. Все они полностью реабилитированы». Как сухой скороговоркой сообщалось в записке, «…лица, догадывавшиеся о действительном назначении „ЛЗ“, подвергались физическому уничтожению». Находились люди, их было буквально считанные единицы, кто умудрялся выдержать эти пытки, не расколовшись ни на подставной «японской» заставе, ни даже на чекистской — такие подлежали безусловному уничтожению без суда и следствия, дабы операция «Ложный закордон» не подверглась риску расшифровки в лагерях.