Вторжение 1944 года. Высадка союзников в Нормандии глазами генерала Третьего рейха - Ганс Шпейдель Страница 27

Положение в Нормандии становится день ото дня все сложнее. Близится кризис.

Из-за ожесточенности сражений, непомерно огромного числа боевой техники, особенно артиллерии и бронетанковой техники, брошенной в бой противником, а также в результате эффективных действий его военно-воздушных сил, которые преобладают над районом боевых действий, не имея соперника, наши потери настолько велики, что боевая мощь наших дивизий быстро слабеет. Пополнения из Германии редки, а транспортные трудности неделями не дают им попасть на фронт. Пополнение составило лишь 6000 человек, по сравнению с потерями в 97 000, из которых 2360 из офицерского состава (28 генералов и 354 кадровых офицера) – в среднем потери составляли от 2500 до 3000 человек в день. Материальные потери на поле боя чрезвычайно велики, и восполнить возможно не более чем малую их часть. Уничтожено 225 танков, только 17 получено взамен. Новоприбывшие дивизии не имеют боевого опыта, не хватает артиллерии, бронебойного и противотанкового оружия ближнего боя. Они не в состоянии успешно противостоять жестоким атакам после многочасового артобстрела и бомбежки с воздуха. Как доказали боевые действия, даже самые храбро сражавшиеся боевые части бывали полностью разгромлены в результате таких атак.

Складывается настолько трудная ситуация со снабжением в результате разрушения системы железных дорог и бомбежек шоссейных и грунтовых дорог на расстоянии до 100 миль за линией фронта, что могут быть доставлены только предметы самой первой необходимости. Артиллерийские и минометные боеприпасы приходится расходовать с максимальной экономией.

Нет сколь-нибудь значительных подкреплений, которые можно было бы бросить на нормандский фронт. День за днем высаживаются все новые силы противника, и масса боевой техники выгружается на берег. Наши военно-воздушные силы не беспокоят линии снабжения противника. Натиск противника все нарастает.

Таким образом, следует ожидать, что союзникам удастся в короткое время – от 14 дней до трех недель – прорвать наши слабые рубежи, особенно на фронте 7-й армии, и продвинуться далеко в глубь Франции. Последствия этого непредсказуемы.

Войска героически сражаются повсюду, но неравная борьба близится к концу.

Фельдмаршал закончил послание собственноручным постскриптумом, написанным от руки: «Считаю своим долгом просить Вас незамедлительно сделать политические выводы. Вижу свой долг как главнокомандующего группой армий заявить об этом со всей определенностью. Роммель, фельдмаршал».

Слово «политические» было опущено, когда послание передавалось по телеграфу, так что слово «выводы» могло включать в себя как военные, так и политические вопросы.

Употребление слова «политические» могло бы стать своего рода красной тряпкой перед носом Гитлера и вызвало бы бесполезный гнев вместо здравых раздумий, и войска стали бы объектом нового безрассудного приказа, отданного в гневе. Фельдмаршал фон Клюге, отправляя послание, указал, что полностью согласен с мнением Роммеля и его требованиями. (Оригинальную копию этой телеграммы с постскриптумом Роммеля и заметками на полях пришлось уничтожить позднее, когда начальник штаба группы армий был арестован.)

Фельдмаршал в последний раз возвысил голос предостережения. Он сказал после отправки ультиматума: «Я дал ему последний шанс. Если он им не воспользуется, мы будем действовать».

Прекрасные города Германии, родина, которую он любил, пока еще большей частью оставались не разрушенными войной. Большая часть немецких провинций была еще не захвачена «штормом». Ненужные жертвы, которые никто не мог оправдать, гибель многих тысяч людей всех национальностей, ужас смертельной битвы на земле Германии были все еще отвратимы.

Эрвин Роммель ясно понимал, во что выльются последствия его решения действовать независимо, и у него не было иллюзий об условиях мира. Они будут жесткими и тяжелыми. Он надеялся на достаточную степень государственной проницательности, психологической мудрости и политического расчета в планах союзников. Он не ожидал сочувствия и ему подобных эмоций, но полагался на осознанное понимание великих держав.

Роммель говорил обо всем этом поздно вечером 15 июля с вице-адмиралом Руге и начальником штаба. В тот вечер ему придавало сил утешительное чувство доверия, столь редко его посещавшее в течение этих недель, когда он ощущал тяжелый груз на своих плечах. Он искал и находил поддержку этому чувству, глядя на вечные звезды.

Но в последующие дни всем тем, кто разделял его мнение, предстояло увидеть, что непостижимая высшая сила, в руке которой судьба человека, следовала своему собственному предначертанию. Не предполагалось никакого свершения во имя освобождения.

Кризис в районе Кана нарастал день ото дня, глубокие прорывы противника ликвидировались с трудом и за счет героического самопожертвования. Решающий прорыв союзников к Парижу был неизбежен.

Утром 17 июля фельдмаршал поехал на опасный участок фронта, чтобы лично ознакомиться с ситуацией, восстановить порядок и ободрить измотанные войска. Он подозвал нескольких командиров и рассказал им о своих требованиях к Гитлеру и о том, что, как он ожидает, произойдет потом. В связи с телефонным звонком его начальника штаба Роммель решил вернуться раньше, чем первоначально планировал. Однако локальный кризис в боевых действиях сделал его присутствие необходимым. Он поехал в штаб 1-го танкового корпуса и встретился с Зеппом Дитрихом. Он отбыл оттуда в 4.00 вечера, чтобы к ночи вернуться в Ла-Рош-Гюйон. На дороге между Ливаро и Вимутье, близ вотчины Монтгомери, вражеский истребитель заметил штабной автомобиль, который, как всегда, шел без сопровождения. Летчики понятия не имели, что преследуют самого выдающегося человека на Западном фронте, того, кто лелеял единственную надежду на то, чтобы спасти Германию. И прежде чем автомобиль успел уйти под укрытие рощи черных тополей, самолет спикировал на него, поливая огнем пулеметных очередей. Водитель был убит, а фельдмаршал ранен настолько серьезно, что поначалу его тоже сочли умершим.

Фактически Роммель был устранен в тот самый час, когда армия и народ больше всего в нем нуждались. Все те, кому требовалась его помощь, чтобы найти дорогу в новый и более счастливый мир, остро почувствовали, что лишились надежды и опоры.

Эрнст Юнгер писал об этом моменте следующее:

«Удар, который обрушился на Роммеля на дороге Ливаро 17 июля 1944 года, лишил нас единственного достаточно сильного человека, способного взвалить на себя ужасный груз войны и одновременно гражданской войны, единственного человека, достаточно целеустремленного для того, чтобы противостоять ужасной глупости лидеров Германии. Это было предзнаменование, имевшее только одно объяснение».