Битва за Атлантику. Эскорты кораблей британских ВМС. 1939-1945 - Денис Райнер Страница 27

Хантер встретил меня на вокзале в Грэнджмуте, и мы вместе отправились в доки. Я долго смотрел на стоящий там корабль и не узнавал свою «Вербену». Теперь над задней частью мостика возвышалась весьма странная конструкция, внешне напоминающая гигантскую перечницу. Эта непонятная штуковина была даже выше, чем дымовая труба, и, на мой взгляд, выглядела на корабле совершенно неуместной. К тому же она располагалась не по центру, а на добрых 10 футов была смещена к левому борту.

Никто не знал, что это такое и для чего предназначено. Ничего конкретного мы так и не смогли узнать. Нам только сказали, что на верфях Розайта никто не занимается самодеятельностью, на корабли устанавливают то, что приказывает командование. Но одной только перечницей дело не ограничилось. На палубе установили опоры для тентов, и на «Вербене» уже успел побывать мастер, измеривший ее вдоль и поперек.

Я поехал в Ливерпуль повидать начальника штаба флота Западных Подходов. Он объяснил, что шесть корветов из числа приспособленных для траления мин должны быть использованы для выполнения специального задания. Нас выбрал коммандер Крик – будущий старший офицер группы. Для операции потребуется радар, и, поскольку дело срочное, радарная установка для нас будет снята с «Ринауна». Естественно, столь скудная информация меня не устраивала, но начштаба больше ничего существенного не сообщил. Он сказал, что чем меньше я знаю, тем лучше. Я возразил, что людям нельзя запретить строить предположения и что следствием отсутствия информации станет появление самых неправдоподобных слухов. Он предложил сказать людям, что нам предстоит отправиться в район Фритауна. Немецкие подводные лодки все чаще появляются в Южной Атлантике. Их замечали даже у острова Асенсьон и в районе Сент-Полз-Рок – у берегов Бразилии. Мне не удалось узнать больше ничего – пришлось возвращаться на корабль.

Во время поездки я не раз проклинал судьбу, заставившую коммандера Крика меня запомнить. Если бы не давний эпизод со специальным поездом, он бы ни за что не вспомнил о моем существовании. Поставленный перед необходимостью выбрать шесть корветов, он, должно быть, пробежал глазами список и наткнулся на мое имя. Только поэтому нас с «Вербеной» и выбрали неизвестно для чего. Не то чтобы я возражал против выпавшего на мою долю шанса принять участие в необычной операции. Просто я очень полюбил работу, которую мы выполняли. Она была несомненно нужной, важной и достойной. Разве можно придумать более волнующую, будоражащую воображение картину, чем атлантический конвой! Армада судов, удерживаемая вместе окружающими ее кораблями эскорта, движется к родным берегам. Тяжело переваливаясь с боку на бок, под завязку загруженные торговые суда везут в своих темных трюмах продовольствие и боеприпасы для воюющей Великобритании. Они упорно борются с волнами, то поднимаясь на гребень, то проваливаясь в глубокие впадины, чтобы тут же вновь очутиться на следующем гребне. Через несколько недель эти же суда отправятся обратно, только уже без груза, и опять будут рассекать сильными форштевнями темные воды Атлантики. Они так же будут переваливаться с боку на бок, но легче и быстрее, а из-под кормы то одного, то другого станут вырываться веселые брызги, созданные то и дело поднимающимися над водой гребными винтами.

Мы научились с теплом и любовью относиться к нашим подопечным. Они все были очень разными, но мы помнили если не всех, то, во всяком случае, очень многих. У каждого судна был свой характер, своя индивидуальность, как и у кораблей эскорта. Часто мы давали им прозвища. К примеру, был у нас «дымящий Джо» – огромный уродливый пароход, который всегда неимоверно дымил. Принимая очередную вахту, новый офицер обычно интересовался:

– Ну как себя вел «дымящий Джо»?

– Не слишком хорошо, – обычно следовал ответ. – Полчаса назад он снова продувал трубы. Пришлось его немного проучить. Но нашему дымовику все нипочем.

Когда плывешь рядом с ним в течение недели, поневоле начинаешь испытывать к нему особый интерес. И потом, когда замечаешь его в отходящем конвое, на сердце становится теплее. Иногда даже подходишь поближе и приветствуешь старого знакомого, не поленившись извлечь для этой цели громкоговоритель. Тем более, что при этом ты прекрасно знаешь: через несколько часов ты получишь сигнал, извещающий, что номер 34 опять безбожно дымит, и тогда твое обращение к нему станет далеким от вежливого.

Я часто думал о людях, ходивших на этих судах. В середине 1941 года немецкие подводные лодки топили 60 судов ежемесячно, иными словами, каждый месяц мы теряли целый конвой. Тем не менее никогда не было недостатка желающих попасть на эти суда. Ни одно британское судно ни разу не задерживалось в порту из-за отсутствия экипажа. Разве может существовать лучшая рекомендация для нашего народа?

Самое отважное судно, какое я встречал на своем веку, получило у нас прозвище «Синдбад-мореход». Впервые мы встретили его в конвое, следовавшем домой. Оно отчетливо выделялось и, думаю, было бы замечено в любой компании. Из какой груды металлолома его извлекли, чтобы заставить сражаться в самой страшной из мировых войн, не знал никто. Но «Синдбад» был очень, ну очень старым. В нем все детали словно стремились вверх: прямой форштевень, высокие стройные мачты, очень высокая и удивительно тонкая труба. Только корма была узкой и изящной, как у паровой яхты. Когда мы его увидели впервые, из тонкой трубы вырывался черный дым. Мы испробовали все: приказы, убеждения, лесть – бесполезно. «Синдбад» дымил, как маневровый паровоз. И это было только начало. Непослушный ребенок, он постоянно вываливался из люльки. Время от времени мы водворяли его обратно. Его команда на все реагировала с таким добрым юмором, что всерьез сердиться было попросту невозможно. Когда я начинал браниться в рупор, капитан «Синдбада» подходил к поручням, улыбался и приветливо махал мне рукой. Он был так же стар и дряхл, как и его посудина. Я отлично помню его невысокую коренастую фигуру в похожей на котелок шляпе, застывшую на мостике. Ветер безжалостно трепал его пушистые серо-белые бакенбарды, а с широкого обветренного лица ни при каких обстоятельствах не сходила добродушная улыбка. Мы все считали, что он был не только капитаном, но и владельцем этого ржавого корыта.