Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли - Владимир Мелентьев Страница 27
Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли - Владимир Мелентьев читать онлайн бесплатно
К вечеру были проведены полковые богослужения, по лагерю русских войск прошел крестный ход с иконой Смоленской Божией Матери, за коей с обнаженной головой и слезами на глазах шел Кутузов.
В ночь на 7 сентября офицеры надели новое белье, а нижние чины — чистые рубахи. Водка, привезенная для солдат, оказалась нетронутой. Артельщикам, зазывавшим «выпить по чарке», солдаты отвечали: «Не для того мы сюда пришли».
Все понимали: наступает тот решающий час, что определяет судьбу отечества. Русские воины, уверенные в правоте своего дела, предпочитали спокойно отдохнуть перед днем грядущим, может быть, последним в их жизни.
Безмолвие ночи прерывалось лишь редкими окриками часовых. Что же касается Барклая, то, как и прежде, никто из окружающих не мог заприметить в его облике каких-либо перемен. Между тем нравственному состоянию его накануне битвы вряд ли можно было позавидовать. До сих пор, видя главную цель своих действий в спасении армии, он старался не замечать той гнетущей атмосферы, что окружала его. К тому же хотя и пассивная, но поддержка императора сдерживала явные выпады против него. Теперь же, когда этот «оградительный забор» рухнул, весь антибарклаевский хор возликовал. До Михаила Богдановича стали доходить непристойности в оценке его как человека и военачальника, изъявляемые как устно, так и письменно в Петербург отправляемые.
Потрясло известие о том, что Кутузов в довольно мрачных тонах обрисовал в донесении к царю состояние принятой им со столь огромными усилиями сохраненной армии. Угнетающе действовала неопределенность министерского положения. Будучи не в силах более бороться с чувством обиды, он обращается к царю с письмом, полным горечи и отчаяния: «Государь! После того как Вы соблаговолили назначить меня на должность, которую я занимал до настоящего времени, я Вам предсказывал… что клевета и интриги смогут лишить меня доверия моего монарха. Я ожидал этого, потому что такой результат совершенно естественно вытекает из порядка вещей. Но мне было трудно представить себе, что я кончу тем, что навлеку на себя даже немилость и пренебрежение, с которым со мной обращаются! Совесть моя говорит мне, что я не заслуживаю этого. Рескрипт, который Вашему Величеству угодно было дать мне от 8-го августа, рескрипт князю Кутузову и обращение здесь со мною служат очевидными тому доказательствами. В первом из этих рескриптов я настолько несчастлив, что причислен к продажным и презренным людям, которых можно побудить к исполнению их обязанностей лишь призрачной надеждой наград, во втором же рескрипте операции армии подвергнуты порицанию. Последствия событий покажут, заслуживают ли они осуждения, поэтому я не хочу оправдывать перед Вами, Государь, эти операции. К тому же здесь обращаются со мною так, как будто бы мой приговор подписан. Меня поставили в рамки, в которых я не могу быть ни полезным, ни деятельным…
…Теперь я раскрыл сеть самой черной интриги, посредством которой осмелились довести до сведения Вашего Императорского Величества тревожившие известия о состоянии армии. Я знаю, Государь, что Вас продолжают еще поддерживать в том мнении, чтобы в случае счастливого успеха придать более цены собственной заслуге, знаю, что каждому из моих действий, каждому моему шагу были даны неблагоприятные истолкования и что их довели до сведения Вашего Императорского Величества особыми путями. Но в моем настоящем положении, особенно видя к себе пренебрежение, я чувствую себя слишком слабым, чтобы переносить внутреннюю скорбь, которая приводит меня в отчаяние. Мой ум и мой дух опечалены, и я становлюсь ни к чему не способным.
Осмеливаюсь поэтому покорнейше просить… освободить меня из этого несчастного положения. Осмеливаюсь обратиться к Вам с этими строками с тем большей смелостью, что необходима накануне кровавой и решительной битвы, в которой, может быть, исполнятся все мои желания».
Желания же Барклая были не только в том, чтобы победить врага, но и доказать свою преданность России достойным уходом из жизни, о чем свидетельствуют его последующие письма. Накануне сражения, как вспоминал начальник канцелярии 1-й армии А. Закревский, «он сам, генерал А. И. Кутайсов и Барклай де Толли провели ночь в крестьянской избе. Барклай де Толли был грустен, всю ночь писал и задремал только перед рассветом, запечатав написанное в конверт и спрятав его в карман сюртука. Было ли то завещание или прощальное письмо, неизвестно».
Кутайсов же, наоборот, был весел, шутил и вскоре заснул, оставив на прощание [64] известный приказ по артиллерии: «Подтвердить от меня во всех ротах, чтобы она (артиллерия) с позиций не снималась, пока неприятель не сядет верхом на пушки. Артиллерия должна пожертвовать собой. Пусть возьмут вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в упор».
Не меньшая подготовка к предстоящей битве шла и в стане недруга. Понимая значение грядущего дня, Наполеон сделал все от него зависящее для достижения победы, к которой упорно шел он с рубежа Немана.
Потребовав, чтобы в день баталии все, в том числе и ездовые, были в строю, император снова обратился с воззванием: «Воины! — говорилось в нем. — Вот сражение, которого вы так ждали. Победа в руках ваших, она нужна нам. Она доставит нам изобилие, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение в отечество! Действуйте так, как действовали вы под Аустерлицем, при Фридланде, Витебске и под Смоленском, и позднее потомство вспомнит с гордостью о подвигах ваших в тот день и скажет о вас: „И он был в великой битве под стенами Москвы!“»
Всю ночь перед боем Наполеон провел в стане своих воинов. Говорил речи, «обещая мир и отдохновение в покоренном городе, преисполненном забав и роскоши, льстя страстям и распутству, не щадя при этом ни вина, ни улещений. Обещанием победы и неисчислимых выгод оной умел он очаровать многочисленное воинство свое и поощрять его к отчаянному нападению».
Обрадованные наконец-то представившейся возможностью сразиться с постоянно ускользающим противником, возбужденные воззванием императора и бутылкой бургундского, завоеватели до полуночи громко веселились, не подозревая, что каждый третий из них делает это последний раз в жизни.
Итак, в ночь на 7 сентября 1812 года русская и французская армии оказались лицом к лицу. Когда утром начало всходить солнце, Наполеон, указывая на него, воскликнул: «Вот оно солнце Аустерлица! Наконец они попались! Вперед!»
К сражению Барклай всегда готовился как к празднику. Именно здесь раскрывались его выдающиеся качества как воина, как военачальника и как полководца. Еще затемно в полной парадной форме: вышитом позолотой мундире, при всех орденах и звездах, в шляпе с огромным черным плюмажем — на белом коне, в окружении свиты выехал он на позиции армии.
Вскоре началась артиллерийская канонада, возвестившая о начале Бородинской битвы. «Наполеон пошел открывать ворота Москвы». Так для командующего 1-й Западной армии началось 7 сентября 1812 года, долгий и трагический день в истории России и жизни полководца.
Вскоре было замечено движение первых неприятельских сил к селу Бородино, и Барклай бросает на выручку находившуюся там часть своего резерва, дабы не допустить захвата моста через реку Колоча. Задача была решена успешно. Воины отошли, оставив позади себя пылающий мост.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments