Размышления перед казнью - Вильгельм Кейтель Страница 27

В осенних маневрах [1936 г.] я участвовал только как зритель, сопровождая Бломбсрга. Руководил ими Риттер фон Лееб ¹⁴⁵, а проходили они севернее Бад-Наухайма. Будучи в данном случае «бездельником», я наблюдал за «битвой» со стороны и наслаждался прекрасными ландшафтами той местности, по которой мы ежедневно проезжали на учения, а потом возвращались на свои квартиры в прелестном старинном замке, принадлежавшем сыну графа Цеппелина. <...>

Обычно же я сопровождал Бломбсрга во время его весьма частых посещений войск (которые он предпочитал совершать на самолете) очень редко, ибо кто-то должен был оставаться в «лавке». Страсть к перелетам и его личный самолет «Юнкерс-32» с бравым экипажем я тоже унаследовал от Бломбсрга.

О состоявшейся в тот год Берлинской олимпиаде могу сказать только то, что это были величайшие для Германии дни в глазах всего мира, который получил возможность узнать новый рейх и восхититься им.

Здесь, на стадионе, на трибуне для почетных гостей, в так называемом помещении для фюрера, Гитлер принял в свое время решение об активном участии германского вермахта (а особенно люфтваффе) в испанской гражданской войне ¹⁴⁶ на сторо-

нс Франко. Он сделал это после того, как транспортные самолеты с африканскими маврами — лейб-гвардией Франко — уже перелетели на территорию Испании. Именно тогда, в перерыве между спортивными соревнованиями на имперском стадионе в Берлине, он отдал приказ сформировать легион «Кондор». Первым главой германской военной миссии в Испании стал генерал Варлимонт (заместитель начальника штаба оперативного руководства вермахта — Йодля. — Прим. пер.).

Легион «Кондор» представлял собой основную часть всего воздушного флота, его дополняли соединения сухопутных и танковых войск. Началась непрерывная переброска военных материалов и боеприпасов. Общая стоимость германской военной помощи Франко составила более 1,5 млрд марок, которые в бюджете вермахта были отнесены за счет испанского долга. Личный состав задействованных в Испании частей люфтваффе в ходе военных действий многократно заменялся. Это помогало германским летчикам приобрести боевой опыт и использовать его в своих частях на родине. Это казалось тем более важным, что в боях в испанском небе участвовали добровольческие советские части.

В начале сентября 1936 г. мне довелось вторично побывать на имперском партийном съезде НСДАП. На сей раз я впервые присутствовал на нем в качестве официального гостя вместе с женой.

На зиму 1936/37 г. Бломберг назначил военную игру вермахта. Она предназначалась для обучения руководству вооруженными силами в войне путем практического опробования ролей и должна была оргаиизациошю решить те проблемы, которые являлись скрытым камнем преткновения в отношениях между нами и генеральным штабом сухопутных войск. Генерал Йодль как начальник отдела обороны страны (L) возглавлял руководящий штаб в тесном контакте со мной. Не только Бломберг, но и мы оба желали внести ясность в противостоящие взгляды, вполне сознавая притом, что можем обжечь руки, хватаясь за горячее железо, и получить от генштаба отнюдь нс благодарность, а ненависть. Особенно я, поскольку, будучи ответственным начальником, фокусировал на себе всю его враждебность как зачинщик этого дерзкого покушения на традиции.

Итоги военной игры, которые Бломберг доложил Гитлеру в присутствии генералов и адмиралов вермахта, я обобщил в памятной записке, находящейся сейчас в распоряжении моего защитника.

Эффект всего произошедшего был потрясающий — грандиозное возмущение генерального штаба сухопутных войск! Еще бы — кошку выпустили из мешка! Когда Гитлер в сопровождении Браухича покинул зал, Фрич чуть ли не с кулаками набросился на меня: подобные мысли о роли генштаба недопустимы! Пожалуй, то был единственный случай, когда он в приступе негодования излил на меня свое постоянное недовольство. В дальнейшем же мы никогда не заговаривали об этом инциденте ¹⁴⁷. То, что «министр сухопутных войск» притязал на руководство, в глазах генерального штаба являлось просто нонсенсом: он этого не признавал да и слышать не желал ни о чем подобном. Я был слишком честен, наивен и объективен, чтобы осознать: своим казавшимся мне само собою разумеющимся решением данного вопроса я наживаю себе множество врагов и навешиваю себе на шею массу трудностей. <...> Все это резко подорвало мои прежде дружеские отношения с Беком.

Ничего не могли изменить здесь и мои дальнейшие усилия, направленные на то, чтобы перед принятием каких-либо распоряжений и приказов от имени Бломберга предварительно (зачастую в ходе многочасовых обсуждений) добиваться от министра соответствующих санкций, а также учета высказанных замечаний. Так произошло, к примеру, с проектом первой директивы о сосредоточении войск, изданной Бломбергом в окончательном варианте летом [ 19]37 г. <...> Замечания Бломберга носили скорее формальный характер, но отражали скрытое раздражение тем, что кто-то пытается давать армии какие-то указания.

Когда же Бломберг сказал мне, что генеральный штаб никоим образом не примет никаких подготовительных мер указанного в директиве характера, которые по настоянию Гитлера (несомненно, в результате оценки последним политического и военно-стратегического положения) он хотел потребовать, я самолично заменил слово «подготовить» на «продумать». То был весьма жалкий компромисс, который Бломберг при проведении данной директивы в жизнь явно проигнорировал. Йодль и его 1а (начальник оперативного отдела. — Прим, пер.) Цейтцлер ¹⁴⁸ тогда открыто возмущались моей «капитуляцией» перед Беком ¹⁴⁹.