Первое поражение Сталина - Юрий Жуков Страница 27

Тем власти не ограничились. Вслед за «манифестом» последовал ещё один официальный акт. Постановление: «Заслушав доклад финляндского генерал-губернатора М.А. Стаховича и имея в виду, что ведётся усиленная агитация в пользу незаконного созыва сейма, Временное правительство уполномочило финляндского генерал-губернатора никоим образом не допустить явного пренебрежения интересами России, нарушения государственного порядка и не остановиться в случае надобности ни перед какими мерами для восстановления такового».⁹⁷ Заявление вице-премьера Н.В. Некрасова, вышедшего из кадетской партии ради того, чтобы вернуться во власть: «В финляндском вопросе правительство по-прежнему будет стоять на строго конституционной точке зрения и никакого умаления суверенных прав России не допустит».⁹⁶

Но чем настойчивее Временное правительство пыталось показать свою твёрдость, тем большее возникало ощущение его слабости, неуверенности. Сделав огромные, ничем не вызванные, а потому странные, даже преступные уступки Центральной Раде, оно постаралось оправдаться в глазах граждан, пойдя на неоправданные крайние меры по отношению к финскому сейму.

Действительно, правительство признало автономную Украину, да ещё и в неопределённых, расплывчатых границах, без учёта мнения населения края, разрешило создать украинскую армию. Допустило тем и «пренебрежение интересами России, нарушение государственного порядка», и «умаление суверенных прав России. Когда же в Гельсингфорсе вознамерились всего лишь сами установить срок созыва собственного, вполне законного сейма, в Петрограде почему-то возмутились, обрушились на Великое Княжество запретами, обещаниями наказания. И вызвали тем новую волну критики со стороны оппозиции. Прежде всего, кадетов, уже не раз выступавших со своим особым взглядом на решение национального вопроса.

На своём очередном, 9-ом, съезде, открывшемся в Москве 23 июля (5 августа), они естественно попытались, прежде чем принимать какие-либо решения, разобраться в ситуации, сложившейся в стране после провала наступления Юго-Западного фронта, солдатского выступления в Петрограде и падения первого коалиционного правительства. Оценка же оказалась однозначно отрицательной. Выражаемой одним-единственным словом – «хаос» Во всяком случае, именно так выразился лидер партии П.Н. Милюков.

Хаос в армии, – констатировал он, – хаос во внешней политике, хаос в промышленности, хаос в национальном вопросе, вызванный признанием Украинской Рады… К этому можно прибавить хаос на путях сообщения… Только усилиями наших товарищей, Шингарёва и его заместителя, не вышел наружу хаос финансов, и усилиями того же Шингарёва отсрочен хаос в области продовольствия».

Причину столь безотрадного положения старый политик и историк увидел в порочности политики и Временного правительства, и премьера. Отсутствия у них социальной ответственности. «Вы помните, – обратился к собравшимся Милюков, – эту сцену с солдатом, который сказал Керенскому: «Зачем земля и свобода, если я должен умереть?» И потом упал в обморок от крика Керенского: «Молчать, когда говорит министр!»? Вот в этой сцене сказался трагический конфликт государственной необходимости с теми несовершенными средствами, какими пыталось удовлетворить эту потребность Временное правительство второго состава. И, конечно, для всех было ясно, что победил солдат, а не Керенский».⁹⁷

Но весьма яркую речь лидера делегаты услышали только на третий день работы съезда. Начался же он с доклада М.М. Винавера о подготовке к выборам в Учредительное собрание. А вторым выступил профессор международного права, давний официальный советник (как ещё царского, так и революционного МИДа) Б.Э. Нольде. Свое выступление он посвятил «Национальному вопросу в России». Как и в начале мая у Кокошкина, речь Нольде оказалась предельно обоснованной, максимально развёрнутой, исходившей из опыта «разноплемённых», по его выражению, западных государств. Исходила и из бесспорной для него истины: «Я всё же не могу считать раздел России по национальностям единственно правильным и единственно возможным решением русской национальной проблемы. Такой раздел не имеет исторической опоры, ибо многие русские национальности /то есть народы России – Ю.Ж./ не знали собственного политического существования в прошлом, и русские губернии составлялись… из административных станций, к которым приписывались известные части территории».

Тем обоснование своей позиции не завершил. Продолжал: «Такому национальному разделу России могут оказать сопротивление могущественные факторы экономического характера, которые часто не позволяют дробить русскую территорию по этнографическим граням. Наконец, такое деление вызывает веские сомнения и с точки зрения правильного построения всего русского государственного обихода. Национальный раздел вызывает опасность национальных империализмов».

Последней фразой выразил предвидение непременных территориальных споров. На том счёл достаточно выраженной исходную позицию, а потому и перешёл к конкретным рекомендациям. Свёл их к трём обязательным положениям. Во-первых, «обеспечение равномерной доли участия всех национальностей в делах общего и местного государственного управления и самоуправления». Во-вторых, удовлетворение «требований национальностей, касающихся языка, этого высшего символа и выражения национальности». При этом отметил непреложное. «Русский язык должен остаться языком центральных государственных учреждений, армии и флота, он должен, сверх того, (остаться) как единственно возможный в России международный язык».

В-третьих, указал Нольде, «разрешение национального вопроса следует проводить «на начале личном, а не местном» /то есть не территориальном – Ю.Ж./ «по отношению к положительным стремлениям национальностей в области их культурного национального строительства». Пояснил, что самый идеальный пример тому видит в положении армян. «Нет, – отметил он, – армянской национальной организации в пределах России, которая была бы приурочена к каким-либо губерниям и уездам с армянским большинством, но есть повсеместная национальная армянская организация /армяно-григорианская церковь – Ю.Ж./ с широкими культурными функциями».⁹⁸

Профессора международного права поддержал профессор истории Милюков. Правда, остановился на одном лишь аспекте проблемы, волновавшем его более других. Ни словом не обмолвился о финском вопросе – видимо, полагал его всего только бурей в стакане воды. Сделал краткий доклад об автономии Украины. «Подобное самочинное отпадение от России, – указал он, – до решения Учредительного собрания в явочном порядке едва ли является правильным разрешением национального вопроса». Напомнил, что соглашение Временного правительства с Радой справедливо «вызвало протесты в среде партии народной свободы». Но вынужден был констатировать и иное. Свершившееся вынуждает «образовать специальную комиссию для разработки ко времени созыва Учредительного собрания законопроекта областной автономии Украины».⁹⁹ И только так можно выйти из того тупика, куда власть завели.

В день закрытия, 28 июля (9 августа), съезд одобрил две близких по сути резолюции. По вопросу об автономии Украины принял без каких-либо изменений или пополнений предложение Милюкова о создании особой комиссии. А также по национальному вопросу, но лишь в предельно узком его аспекте – культурного строительства. То есть именно так, как и осветил его Нольде в докладе: