Клеопатра. Последняя царица Египта - Артур Вейгалл Страница 27

Поднявшись на ноги и взяв Децима за руку, Цезарь сразу же, отбросив все дурные предчувствия, отправился в сенат, полный уверенности и надежды. На улице два человека – один слуга, а другой преподаватель логики – делали попытки раскрыть ему глаза на грозящую ему опасность, а гадалка, которая призывала его опасаться мартовских ид, снова повторила свое предостережение. Но Цезарь уже не мог отказаться от предстоящих волнений этого дня, а риск пасть от руки наемного убийцы, возможно, был для него тем самым фактором, который действительно доставлял ему большое удовольствие, так как Цезаря всегда воодушевляло присутствие опасности.

Когда Цезарь вошел в здание, все сенаторы встали, почтительно приветствуя его. Когда диктатор сел на свое место, один из заговорщиков, по имени Туллий Цимбер, подошел к нему, якобы с целью попросить его простить его ссыльного брата. Другие заговорщики сразу же собрались вокруг, подойдя так близко, что Цезарь был вынужден приказать им отойти. Затем, возможно заподозрив их замысел, он внезапно вскочил на ноги; Туллий схватил его тогу и сдернул ее с него, тем самым оставив на его худощавом теле лишь легкую тунику. Сенатор по имени Каска, которого диктатор только что наградил повышением, мгновенно ударил его в плечо кинжалом. Борясь с ним, Цезарь громко закричал: «Ты негодяй, Каска! Что ты делаешь?» В следующее мгновение брат Каски нанес ему удар ножом в бок. Кассий, которому Цезарь сохранил жизнь после Фарсала, ударил его в лицо; Буколиан вонзил ему нож между лопаток, а Децим Брут, который недавно уговаривал его прийти в сенат, ранил его в пах. Цезарь дрался за свою жизнь, как дикий зверь. Он наносил удары направо и налево своим stilus и, истекая кровью, сумел вырваться из круга ножей к пьедесталу статуи своего старого врага Помпея. Цезарь схватил еще раз Каску за руку, когда вдруг увидел своего любимца Марка Брута, который шел на него с обнаженным кинжалом; задыхаясь, диктатор произнес: «И ты тоже, Брут, – мой сын!» – и упал, умирая, на землю. Тут же шайка убийц окружила его и принялась наносить его распростертому телу удары ножами, раня друг друга в возбуждении и чуть ли не спотыкаясь, налетая на Цезаря, лежащего в луже крови.

Как только все признаки жизни покинули тело, заговорщики повернулись к сенаторам, но, к их удивлению, они увидели, что те, как сумасшедшие, устремились вон из здания. Брут подготовил речь, с которой он должен был выступить, как только убийство свершится, но через несколько минут в сенате уже никого не было. Поэтому он и его товарищи растерялись и не знали, что делать, но наконец они вышли из здания, несколько нервно размахивая кинжалами и выкрикивая лозунги о свободе и республике. При их приближении все разбегались по домам; а Антоний, боясь, что его тоже убьют, переоделся и поспешил переулками к себе домой. Заговорщики зашли в Капитолий и оставались в нем, пока делегация сенаторов не убедила их спуститься на форум. Здесь, стоя на ростре (трибуна на форуме Древнего Рима, украшенная носами кораблей, захваченных у неприятеля. – Пер.), Брут обратился к собравшимся, которые были довольно благожелательно настроены к нему; но когда другой оратор, по имени Цинна, начал резко обвинять мертвого Цезаря, люди снова загнали заговорщиков в Капитолий, где они провели ночь.

Когда стемнело и шум утих, Антоний направился к форуму, куда, как он слышал, перенесли тело Цезаря, и здесь при свете луны он еще раз посмотрел в лицо своего самоуверенного старого повелителя. Здесь он также встретил Кальпурнию и, очевидно, по ее просьбе взял на хранение все документы и ценности диктатора.

На следующий день, по предложению Антония, была провозглашена всеобщая амнистия, и все вопросы стали обсуждаться доброжелательно. Тогда было решено, что следует открыть завещание Цезаря, но его содержание стало, по-видимому, сюрпризом для обеих сторон. Умерший завещал каждому римскому гражданину 300 сестерциев, отдав также римскому народу свои обширные поместья и сады на другом берегу Тибра, где в то время проживала Клеопатра. Три четверти оставшегося имущества были завещаны Октавиану, а последняя четверть была поделена между его двумя племянниками Луцием Пинарием и Квинтом Педием. В дополнительном распоряжении Цезарь написал, чтобы Октавиан был его официальным наследником, и назвал имена нескольких опекунов своего сына, если таковой родится после его смерти.

Тело мертвого Цезаря было выставлено для прощания на форуме в течение пяти дней, пока волнения в городе бушевали, не ослабевая. Наконец, похороны были назначены на 20 марта, и ближе к вечеру Антоний пошел на форум, где увидел вокруг тела стенающую и причитающую толпу, солдат, бряцающих щитами, и женщин, издающих жалобные крики. Антоний начал петь погребальную песнь, восхваляющую Цезаря; каждые несколько секунд он делал паузу, чтобы протянуть руки в сторону умершего и разразиться громкими рыданиями. В эти интервалы толпа подхватывала погребальную песнь и выражала свое горе в печальной музыке, которую было принято играть на похоронах, и монотонно декламировала стихотворение Акция, в котором были такие строки: «Я спас тех, от кого принял смерть». Некоторое время спустя Антоний поднял на острие копья одежду, пронзенную многочисленными ударами ножей, и, стоя возле этих ужасных следов преступления, он произнес свою знаменитую похоронную речь над телом убитого диктатора. Когда Антоний сообщил людям о том, что подарил им Цезарь, и воздействовал на их чувства, выставив напоказ его залитую кровью одежду, толпа пришла в неистовую ярость в отношении заговорщиков, поклявшись отомстить всем и каждому из них в отдельности. Кто-то вспомнил речь, с которой выступил Цинна накануне, и сразу же раздались крики с требованиями его крови. В этой толпе случайно оказался малоизвестный поэт, которого тоже звали Цинна; и, когда его друг назвал его этим ненавистным всем именем, люди, стоявшие в непосредственной близости к нему, подумали, что это и есть тот негодяй, о котором кричит толпа. Поэтому они схватили несчастного человека и без дальнейших вопросов разорвали его на куски. Затем они похватали лавки, столы и все деревянные предметы, которые оказались под рукой, и там же, посреди этого священного общественного здания, соорудили огромный погребальный костер, на вершину которого они поместили тело диктатора, лежащее на пурпурно-золотом полотнище. С помощью факелов костер был зажжен, и пламя быстро разгорелось, освещая кровожадные лица в толпе вокруг костра и отбрасывая нелепые тени на освещенные огнем стены и колонны прилегающих зданий, а за клубами дыма скрылась из вида луна, которая уже поднималась над окрестными крышами и фронтонами. Вскоре изувеченное тело Цезаря исчезло в огненном вихре; и тогда зрители, похватав пылающие головни из костра, ринулись по улицам, чтобы сжечь дома заговорщиков. Погребальный костер продолжал тлеть всю ночь, и, наверное, прошло много часов, прежде чем в город вернулось спокойствие. На следующий день страсти толпы улеглись благодаря объединенным усилиям всех государственных деятелей, и сенат проголосовал за амнистию в отношении всего, что случилось. Брут, Кассий и главные заговорщики получили хорошие должности в провинциях, находящихся далеко от Рима, а дела столицы остались по большей части в руках Антония. 18 марта, спустя три дня после смерти Цезаря, Антоний и Лепид спокойно пригласили Брута и Кассия на большой ужин, и таким образом на тот момент мир был восстановлен.