История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов - Август Мюллер Страница 27

Так поступил он также во избежание новых раздоров между аус и хазрадж. Предоставляя честь заступления пророка мекканцу, Мухаммед не обижал приверженцев обоих племен. Наконец было условлено, что новое свидание наступит в следующем году, выжидая пока, какой оборот примет развитие дела, и откладывая на будущее принятие определенного окончательного решения.

Год минул, как и прежний. Наружное спокойствие и мир не были нарушены между Мухаммедом и неверующими его земляками. Оно и понятно: он покинул совершенно проповеди всенародные и прежние открытые нападки свои против идолослужений и язычников. Но в ближайшей среде правоверных по-прежнему продолжал он громить и пророчествовать. Только к изъявлениям недовольства, которые составляют основной тон и этих коранов последнего мекканского времени, стало примешиваться все чаще и чаще неслыханное дотоле выражение уверенности в скорой победе справедливого дела. Не одни верующие из среды аусов и хазраджей казались близкими пророку. По его понятиям, и иудеи, письмена откровений которых, полагал он, по их содержанию тождествены с его учением, должны были примкнуть к нему, лишь только обстоятельства позволят переселиться ему самому в Иасриб; пророк задумал это дело с первого же момента переговоров с новообращенными. Долее оставаться в Мекке он не мог, так как уже стали мало-помалу распространяться слухи, что он заключил союз с людьми, принадлежащими к чуждым племенам, и тем самым нарушал верность своей родине. Но мекканских приверженцев нельзя же было покинуть на произвол судьбы, а потому переселение становилось только тогда возможным, когда произойдет там, на новой родине, обращение большего количества семей, в среде которых найдут беглецы место для пристанища и надежную опору против покушений остальных жителей Иасриба. Но дело обращения, о котором, конечно, пророк неоднократно получал тайком сведения, подвигалось сверх чаяния быстро. Понятно поэтому, что все помыслы Мухаммеда и ночные его грезы витали на чужбине, то в Иасрибе, то в Иерусалиме, в святом граде иудеев. На содействие их он питал в то время большие надежды; недаром же пророк видел замечательный сон, относимый к этому времени, ближайшие подробности которого, конечно, таятся под целой грудой традиций, скопившихся, очень понятно, именно над этой легендой благодаря страстности разъяснителей. Рассказ этот носит название «ночной поездки» и «посещения неба посланником Божьим». Над ним изощряли фантазию и персы, и турки, наконец, он был любимою темой поэтической литературы, повторялся без конца, разукрашивался все новыми и более чудесными подробностями. Вся эта история, в сущности, довольно слабое творческое произведение, но знаменательна как послужившая канвой для образования цельного мифа на почве исламизма. Передаю ее в том виде, в каком она появилась лет 200 спустя.

Раз ночью, так гласит предание, появился пророку во сне ангел Гавриил. С превеликим трудом разбудил Мухаммеда небожитель и вывел из дому. Перед дверьми стояло чудное животное Аль Бурак ^[69]. В одно мгновение ока пророк очутился в Иерусалиме, возле самого дальнего храма ^[70], куда вступил, окруженный толпой других пророков: Авраамом, Моисеем и Христом. В сонме их он молится, затем видит стоящие перед ним три сосуда, наполненные водой, вином и молоком. И раздался глас: если он возьмет с водой, то потонет вместе со своей общиной; если возьмет наполненный вином, то заблудится вместе со своей общиной; а если возьмет с молоком, то будет ведом по истинной стезе, вместе со своей общиной. Понятно, он выпивает молоко. При этом Гавриил определенно настаивает на том, что предсказание это исполнится. Тем и кончается «ночное путешествие». За сим следует «посещение неба», по лестнице, виденной Иаковом во сне. Пророк в одно мгновение достигает небесных врат. Ангел Гавриил представляет его привратнику; тотчас же впускает он его на первое небо. Его встречают большие толпы ангелов, дружелюбно улыбаются ему, только один из них глядит на него серьезно. Это Малик, надсмотрщик над адским пламенем, отвечают ему на сделанный им вопрос. Когда, по его просьбе, показали ему самый огонь, пророк приходит в ужас, и Гавриил должен был просить ангела поскорей закрыть геенну. Мухаммед успел только увидеть здесь, как Адам пропускает мимо себя души своих потомков; одних приветствует он похвалой, других приводит в ужас возгласом: тьфу! Далее мелькнуло пред его глазами несколько образчиков адских мук: угнетателей вдов, нарушителей брака и т. п. На втором небе, куда он вступил, встретил он Иисуса и Иоанна Крестителя; на третьем — Иосифа Прекрасного, красовавшегося подобно полной луне; на четвертом — патриарха Еноха, на пятом — Аарона, на шестом — Моисея, на седьмом — Авраама в виде красивого старца; мимо него проходят ежедневно, через дверь, 70000 ангелов, и ни один из них до самого Страшного суда не вернется сюда снова ни разу. Наконец ведут пророка через весь рай пред лик Господень. Он налагает на него обязанность читать ежедневно 50 молитв за себя и общину. Когда Мухаммед вернулся к Моисею с этим повелением, тот выразил сомнение: «Тяжело моление, а народ твой слаб; проси Господа об облегчении». Так и сделал посланник Божий, и ему было отпущено 10 молитв. Затем та же история, на манер просьб Авраама о праведных Содома, повторяется до тех пор, пока ему не удается испросить для ислама только 5 канонических молений. Затем оставляет пророк небо и возвращается тем же путем, каким пришел, назад в Мекку. Позже к этому рассказу делались различные добавления и приукрашивания. Приведем из них самое выдающееся: пророк на небе имел с Богом 70000 разговоров, и, несмотря на то, все путешествие совершилось так быстро, что при возвращении пророка кровать его была еще тепла, а вода из кружки, которую он, торопясь, опрокинул ногой, не успела еще вытечь. Не было, казалось, никакой надобности в подобного рода невероятных преувеличениях, способных изумить даже таких правоверных, которые привыкли принимать все слова пророка с благоговением и верой. Поэтому не без достаточного основания можно предположить, что все это путешествие на небо придумано после смерти Мухаммеда усердными набожными, которых жажда к чудесному не удовлетворялась одним путешествием в Иерусалим. И этого оказалось мало, впоследствии прибавлены были новые украшения. Словно хотели нарочито возбудить в толпе сомнения и внушить, что в делах веры не может иметь места спокойное рассуждение. Немудрено после этого, что многие пришли в смущение из тех, которые до этого крепко держались общины правоверных, а другие покачивали сомнительно головой. Один только Абу Бекр оставался по-прежнему непреклонно убежден в непогрешимости Мухаммеда и неизменно повторял тем, коих раздражал этот рассказ: если он сказал, стало быть правда. Так укреплял он снова в вере более слабые души, за что получил от пророка почетное прозвание Ас-Сиддик — «свидетель правды».