Великая Екатерина. Рожденная править - Нина Соротокина Страница 27

Краешком был задет и вопрос о крепостных крестьянах – рабах. С одной стороны, их можно за провинность убить, понеже раб есть собственность, но, с другой стороны, он не «раб», а «ревизская душа», то есть собственность государства. На собственность государства посягать ни-ни. Были депутаты, которые подали голос в защиту крестьян от жесточайшего произвола помещиков. Они не нашли поддержки, кому же захочется делиться правами на свое добро, даже если это добро – человек?

Деревня меж тем жила в постоянной тревоге. Прошел слух, что господских крестьян заберут в казну, как и церковных. От рабов поступало огромное количество челобитных, но их запретили не только рассматривать, но и вообще принимать. Челобитчиков наказывали плетьми, те в свою очередь расправлялись с помещиками со всей жестокостью.

В декабре 1767 года Комиссия была переведена в Петербург и с 18 февраля 1768 года возобновила заседания в Зимнем дворце. Начались обсуждения судебных законов – самых сложных и запутанных.

В декабре 1768 года работа Комиссии была прекращена в связи с турецкой войной и народными брожениями. Депутаты отправились воевать и усмирять подданных. Остались только частные комиссии, которые работали несколько лет, во время войны прекратили работу якобы на время, но после пугачевского бунта, так ее и не возобновили.

Запад скептически отнесся к работе комиссии над «Уложением». Плохо отнеслись и к самому «Наказу», французский посол назвал все это комедией, английский посол тоже употребил в оценке работы депутатов театральный термин – «подмостки». Болотов, наш ехидный критик, писал: «…предвидел, что из всего этого великого предприятия ничего не выйдет, что грому наделается много, людей оторвется от домов множество, денег истратится на содержание их бездна, вранья, крика и вздора будет много, а дела из всего того не выйдет никакого и все кончится ничем».

Екатерину очень обидела такая оценка ее работы. Ее не поняли! Вольтер и Дидро дали самую высокую оценку ее «Наказу». И каково же было ее разочарование, когда она узнала истинную оценку Дидро ее «Наказу». Это случилось много лет спустя, когда умер Дидро и ее собственность – библиотека – попала в Петербург. С книгами в руки Екатерины попали и записки мыслителя, в которых он писал, что никакие законы не помогут улучшить социальный строй в стране, если в нем существует рабство. Она столько сделала этому человеку, а он смеет критиковать ее так беспощадно!

Это был уже 1785 год, перед нами другая женщина, поэтому отповедь Дидро в письме к Гримму, ее постоянному адресату, звучит вполне правомочно: «Это сущий лепет, в котором нет ни знания вещей, ни благоразумия, ни предусмотрительности; если бы мой «Наказ» был составлен в духе Дидро, он бы перевернул все вверх ногами». А ведь она, пожалуй, права, вздумай отменить крепостничество. Против его отмены были не только помещики, но и сами крестьяне. А Екатерина чистосердечно добавляет в письме, что за 18 лет существования ее «Наказ» «…не только не причинил кому-нибудь зло, но все то хорошее, что произошло затем… является лишь следствием принципов, установленных этим наказом».

Комиссии об «Уложении» не удалось составить нового кодекса законов. «Наказ» Екатерины стал всего лишь литературным произведением. При советской власти считалось, что «Наказ» в XVIII веке входил в разряд запрещенных книг, т. е. к нему имели доступ только чиновники высокого ранга и депутаты, и что даже эта публикация «Наказа» состоялась только после цензуры и основательной чистки. Новейшая (наша, 2014 года – что-то будет потом? – Авт.) историография доказывает, что это не так. «Наказ» при жизни Екатерины печатался семь раз общим тиражом около 5 000. Книга была в широком доступе и переводилась за границей. Но до реализации высказанных Екатериной идей тогда еще Запад не дорос, а она вознамерилась высадить их на тощие российские земли. Но слово было сказано, идеи остались, было о чем говорить и мечтать.