Если б мы не любили так нежно - Овидий Горчаков Страница 27

Среди самых главных кремлевских предателей был хозяин крепости Белой князь Бельский, коварный и алчный потомок Рюриковичей и ярославских князей. Бельские считали себя потомками тех Рюриковичей, которые называли себя Ярославичами, ведя свой род от Ярослава I Владимировича Мудрого (1019–1054 — годы правления, 978–1054 — годы жизни. Норманнский рыцарь Лермонт был его современником!) К этому же роду принадлежал и Александр Ярославич Невский (1252–1263, 1220–1263). Бояре Бельские и Шуйские правили фактически Москвой целое десятилетие (1538–1548), вплоть до воцарения Ивана Грозного. Этот тиран едва не покончил с Бельскими, когда знаменитый князь Курбский, родственник Царя, «от царского гнева бежал» к полякам. Его родственниками были и смоленские князья Ростиславичи. Родичами Бельских были князья Бельзские, Горчаковы, плодовитые Шаховские, Солнцевы-Засекины, Львовы, Хворостинины, с которыми будет лично знаться Джордж Лермонт.

Запутавшись в своих отношениях с семибоярщиной и польско-литовскими конкистадорами, один из князей Бельских бросил Москву и Белую и бежал со своей родины под крылья Польши и Литвы. Так променял он сильно потрепанного двуглавого орла на одноглавого «Ожела бялого», сиречь Белого орла, под знамена которого встал с шотландско-ирландским шквадроном [50]Джордж Лермонт…

Смоленск 1613 года был важным городом и первоклассной европейской крепостью на восточной окраине Великого княжества Литовского. Много раз переходил этот ключ-город из рук в руки. За два года до приезда шотландских наемников польско-литовское войско овладело Смоленском. В развалинах лежало «каменное ожерелье земли русской» — укрепленный при Борисе Годунове Кремль с тридцатью восемью боевыми трехъярусными башнями, увенчанными шатровыми багонами, и Смоленская крепость, по выражению русского летописца, «делали всеми городами Московского государства». Она не имела себе равных на Руси. В народе ее тогда называли Годуновской, хотя строил ее зодчий Федор Конь из недалекого города Дорогобужа. Высота до двенадцати ярдов, толщина пять ярдов. Таких крепостей Джордж Лермонт и в Лондоне, не то что в Шотландии, не видывал.

Пока новобранцы проходили в поле у Заднепровского посада войсковую подготовку, обучались конной езде и стрельбе из тяжелых мушкетов с фитильным замком, холопы короля Сигизмунда III отстраивали заново взорванные стены и башни, возводили земляные укрепления. Эта фортеция получила название Королевского бастиона.

Оруженосец Чайльд-Лермонт (кандидат в рыцари) с любопытством осматривал в свободное от нелегкой службы время непривычного вида русские церкви — Петра и Павла, Иоанна Богослова у моста через Днепр, Михаила Архангела — самый высокий храм в городе.

Смоленск… Подобно боярину и воеводе русскому Шеину, защищавшему Смоленск в Смутное время, Джордж Лермонт мог, будучи потомком барда и рыцаря-прорицателя вещего Томаса, повторить Шеиновы слова: Смоленск — любовь моя, судьба моя!..

Да, судьба Джорджа Лермонта будет кровно связана со Смоленском. Бывало, Смоленск уступал только лишь Москве и Новгороду. Он был старше таких древних городов россиян, как Суздаль, Ярославль, Владимир. В древнейших летописях впервые записано, что шел Рюрик походом со своими дружинниками свеями в 863 году от берегов Невы в Царьград. В X веке в Смоленске стояла крепость. Видел Джордж Лермонт древнейший храм Петра и Павла, построенный в середине XII столетия. В то время, при короле Давиде, глава рода Лермонтов построил на берегу реки Дэрси большой замок недалеко от королевского портового города Сент-Эндрюса, провостами (мэрами) которого на протяжении многих лет были рыцари Лермонты. В Смоленске тогда жили еще обросшие волосами язычники, называвшие себя кривичами. Корабли купцов шли по Днепру вниз по течению, направляясь в Константинополь. В конце XI столетия Смоленском владел Владимир Мономах. На Соборной горе высилось над голубым Днепром первое в городе каменное строение — Успенский собор. При внуке Мономаха в 30-х годах XII века Смоленск стал столицей Великого княжества. В XIII веке Смоленск отчаянно отбивался от орд диких кочевников с грозного Востока и Юга. Затем с Запада пришли покорять город на Днепре литовские феодалы.

Солдаты-шотландцы, прослужившие королю Сигизмунду III уже пятнадцать лет, подтвердили, что в его королевстве действительно возведено много протестантских храмов, что могущественные князья Радзивиллы сами кальвинисты и построили церкви в Минске, Слуцке, Шклове, Витебске, в Бретском воеводстве, в Лидском уезде. Но в последнее время возвысились иезуиты, они клянутся выкорчевать в королевстве протестантизм. Это чушь, будто служить у Сигизмунда легко и разбогатеть можно быстро. Многие из старослужащих не скопили себе достаточно денег даже чтобы вернуться на родину. Дела у королевства идут неважно, хотя воюет оно почти непрерывно.

— А кто сейчас Папа Римский? — спросил Джордж.

— Когда ты родился, сидел в Риме Папой Клемент Восьмой, в пятом году надел митру Лев Одиннадцатый, да окочурился, и стал Папой всего римско-католического мира и ныне здравствующий Павел Пятый, чтоб ему пусто было!..

Когда шквадрон закончил обучение, его направили в крепость Белую, к северо-северо-востоку от Смоленска. В Белую Лермонт отправился уже не оруженосцем, а бакалавром, то есть кандидатом в рыцари, хотя он и был еще желторотым новичком. Казалось, к нему пристало обидное прозвище того времени: whipster — новичок.

Ехали миль семьдесят — восемьдесят по нескончаемому сосновому бору, мрачному, темному, с косыми, как в соборе, столбами света, упирающимися в дымную мглу. Давно смолкли воинственные звуки рожков и волынок, а лесу все не было конца. Редкие вырубки и еще более редкие нищие деревеньки, скудные роспаши, озера за непролазными топями.

Вереск, вереск всех цветов и оттенков пробуждал воспоминание о милой сердцу шотландской родине.

Вереск всегда выручал шотландца: кормил его овец и другую скотину, шел даже в зимний корм, годился на растопку в очаге с торфом и крыть крыши лачуги, для набивки тюфяка, для подстилки. И еще, если верить поэтам, из него феи и эльфы умели делать мед.

Леса казались нескончаемыми, как океан.

Особенно поражены были этим безбрежным лесным океаном ирландцы, которые помнили леса только по своим балладам и песням. Уже лет сто — сто пятьдесят, как завоеватели англичане, жадные до земли, вырубили на их зеленой родине почти все леса, красные и черные, и замолкли от побережья до побережья птичьи песни, улетели, оставшись без гнезд, соловьи и жаворонки. И еще захватчики уничтожали леса затем, чтобы не скрывались в лесных вертепах Робин-Гуды вольнолюбивых ирландцев, чтобы выжечь вместе с дубравами корни ирландского сопротивления, покончить с бесконечными мятежами. Но хотя англичанам удалось сделать в Ирландии то, о чем мечтали татаро-монгольские завоеватели на Руси, хотя они истребили красу земли — леса, им так и не посчастливилось искоренить мятежный дух ирландцев.

Но и шотландцев поразили смоленские леса. Славянские курганы тут и там. Край кривичей. Край древних волоков, где почти переплетаются родниково-прозрачные верховья Днепра и Западной Двины, точно волосы двух русалок. Край, хранящий память о норманнских воинах, о заморских купцах и русских разбойниках, промышлявших на великом пути из варяг в греки. Волнистые гряды хмурых валунов, гиблые болота, заросли ольхи, ивняка и осоки.