Политическая история Первой мировой - Сергей Кремлев Страница 27

Между прочим, ещё в начале своей «антикарьерной» карьеры фон Гольштейн, ведя 26 апреля 1871 года переговоры с военным делегатом Парижской коммуны Клюзере о возможном признании коммунаров германским правительством, сорвал переговоры в пользу версальской контрреволюции. В общей картине жизни барона – мелочь. Но мелочь многозначительная и разоблачающая. «Серые бароны» верно служат Элите, но органически не могут не ненавидеть восставшую «чернь», борющуюся за свои человеческие права…

Редкие и скупые советские оценки Гольштейна объясняют его «просчёты» приверженностью-де «к окостенелым доктринам и схемам», но вряд ли удачливый биржевой спекулянт, ловко превращающий дипломатические тайны в золото, был так уж неспособен к ломке своих взглядов. Нет, просто схема, в которую была вписана политика Гольштейна, никакого отношения к интересам Германии не имела изначально, потому что она изолировала Германию, вела её к войне и создавала Германии образ будущего «поджигателя войны».

При внимательном рассмотрении «великий незнакомец» оказывается особо доверенным лицом наднациональных элитарных сил. Так что Graue Eminenz не направлял внешнюю политику Рейха. Нет, это им, как рулём, целенаправленно, десятилетиями, германскую внешнюю политику подправляли в нужном Золотому Интернационалу направлении. Курсовых же целей было две: разрыв с Россией и недопущение альянса с Англией.

Бисмарк разобрался в «под-над-диванном» бароне хотя и поздно, но разобрался. И предостерегал кайзера от «человека с глазами гиены». Увы, Гольштейн интриговал и властвовал беспрепятственно. Причём властвовал до самой смерти, потому что до последних дней был частным советником фон Бюлова и внёс свою долю в последний Боснийский кризис 1908—09 года как в преддверие скорой Большой войны.

Тогда Австро-Венгрия аннексировала славянские провинции Турции – Боснию и Герцеговину. Сербия начала протестовать, потому что рассчитывала на эти славянские земли как на часть будущего югославянского государства. Россия поддержала Сербию, а Германия, не без злой воли Гольштейна, – австрияков. Англо-французы остались в стороне, не желая подыгрывать России и этим усиливать наше влияние на Балканах. В результате авторитет русских упал и одновременно разногласия между русскими и немцами получили дополнительную подпитку.

Гольштейн был, безусловно, выдающейся личностью с безукоризненным знанием своего ремесла, дипломатической истории, придворной жизни и тайн. Его положение было таким, что, как правило, не ему, а он грозил отставкой, и угроза каждый раз срабатывала.

Жил он таинственно, видимым образом почти ни с кем не встречаясь, избегал журналистов и всякой публичности. Не существует даже его подлинной фотографии. Зато подлинную его роль проявила сама история.

«Гольштейны» были и во Франции, и в России, и в Англии, и в Америке. И везде их руками обеспечивалось одно – война. Но германский Гольштейн оказался настолько загадочным, что его вызывающая загадочность превратилась в свою противоположность.

С ИМЕНЕМ, как ни странно, именно Фрица Гольштейна связан почти мимолётный, но очень интересный и так и не пóнятый верно эпизод российско-германских отношений. Летом 1905 года, когда до начала Первой мировой войны было почти десять лет, у острова Бьорке в финляндских шхерах встретились два императора – Вильгельм II и Николай II.

Об этом свидании писали не раз, но подлинные его детали явно остались только между двумя основными фигурами Бьоркского рандеву. С другой же стороны, о Бьорке хотя и писали неоднократно, но без понимания того, что же тогда произошло и почему.

Так каким же был смысл Бьорке?

Вряд ли можно разобраться в этом вопросе, если предварительно не посмотреть на мировую политику начала XX века… А она представляла собой хотя и ещё неустановившийся окончательно, ещё незрело противоречивый в частностях, однако уже единый в главном процесс, который скрыто, но напористо организовывал во всех странах одновременно наднациональный Мировой Капитал, объединившийся в своего рода «Золотой Интернационал».

В первые годы XX века расстановка фигур будущей Большой Игры Живыми Солдатиками определилась почти окончательно. Была избрана и новая штаб-квартира Капитала – неуязвимые территориально и геополитически Соединённые Штаты. Да, пока что между Америкой и Англией существовали отношения должника и кредитора, и США вплоть до Первой мировой войны были крупнейшим в мире должником, а Англия – крупнейшим мировым кредитором. Точнее, по верному замечанию академика В. М. Хвостова, кредитором была английская финансовая олигархия, а её английской можно было назвать с большой натяжкой как в смысле формальной национальной принадлежности, так и с позиций её мироощущения – космополитического и эгоистического.

Далее, во всех основных «политических» державах, то есть в США, Англии и Франции, наднациональный Капитал уже занял уверенные и решающие позиции.

В Германии положение оказывалось несколько иным. Для начала XX века было верным мнение о том, что промышленный капитал более национален, чем банковский. И поскольку в Германии бурно развивалась товаропроизводящая экономика, Германия контролировалась Золотым Интернационалом в наименьшей мере.

Над Россией контроль вроде бы уже установился, но говорить о его прочности было ещё рано в силу относительной отсталости России.

При всём при том надо было окончательно оторвать Россию от Германии и сделать их политический союз совершенно невозможным. Капитал задумывал грядущие мировые потрясения, и Европа неизбежно должна была стать их ареной просто потому, что надо было ослабить Германию и Россию. А это было невозможно без того, чтобы не только Германия и Франция враждовали, но и Германия и Россия были разобщены.

Легко сказать, но как сделать? Ведь вне России, на Дальнем Востоке, происходило такое, что как раз наоборот могло отвратить Николая и русских от «демократической» Европы и сблизить их с «монархической» Германией. Речь – о позиции Англии и Франции в конфликте России с Японией…

Чуть позже об этом будет сказано более подробно.

Обычно главным политическим противостоянием тех лет считают англо-германское, а противоречия между Англией и Германией рассматривают как основную причину Первой мировой войны.

И зря!

Да, миром начала двадцатого века правила вроде бы Англия, но миром двадцатого века в целом должны были править – по задумке наднациональной Элиты – Соединённые Штаты. И тогда перспективным основным мировым противоречием выступало бы уже не англо-германское, а американо-германское. Собственно, оно уже существовало и наднациональной Элитой учитывалось как важнейшее.

Вот что писал 1 января 1898 года германский посол в Вашингтоне Хольлебен: «Противоречия между Германией и Соединёнными Штатами в экономических вопросах, всё более и более обостряющиеся со времени великого подъёма, испытанного Германией в качестве экономической силы, поскольку речь идет о настроениях в США, вступили в острую стадию.

Сейчас Германия в здешней прессе и в обывательских разговорах является, безусловно, самой ненавидимой страной. Эта ненависть относится в первую очередь к стесняющему конкуренту, но она переносится также на чисто политическую почву. Нас называют бандитами и грабителями с большой дороги (это американцы-то, укравшие целый континент и прибирающие к рукам всё, что только плохо лежит! – С. К.). То обстоятельство, что недовольство против нас заходит так далеко и проявляется сильнее, чем против других конкурентов, объясняется здесь страхом перед нашей возрастающей конкурентоспособностью в хозяйственной области и перед нашей энергией и возрастающей мощью в области политической».