Распутник - Грэм Грин Страница 27

Куда же скрылся Рочестер? В августе он появился в Эддербери, но к этому времени буря уже стихла. Скорее всего, в этот период он сыграл одну из лучших в жизни маскарадных ролей, выдав себя за лекаря-шарлатана и астролога на Тауэр-Хилл. О его приключениях в образе кабатчика мы знаем лишь со слов «Сент-Эвремона», тогда как историю «Александра Бендо» рассказывает такой надежный источник, как Энтони Гамильтон, пусть и включая в рассказ некоторые детали, связанные с другой историей, приключившейся с еще одним и, по-видимому, настоящим шарлатаном; приписываемая Рочестеру листовка, в которой рекламируется его дар целителя, опубликована уже в 1710 году в стихотворном сборнике Сидли, и, наконец, главным доказательством [49]аутентичности всего эпизода является упоминание его Бернетом:

Что касается прочих его занятий, то он читал сатирические и риторические произведения древних, прежде всего римских, и современных авторов и книги по медицине; последнее — все более уповая на самолечение по мере того, как болезнь подтачивала его силы, — что, однако, не помешало ему воспользоваться благоприобретенными знаниями при осуществлении дерзкой авантюры, которую я здесь только упомяну. Будучи вынужден скрываться в результате одного неприятного инцидента, он переоделся и загримировался так, что его и родная мать не узнала бы, и, усевшись на Тауэр-стрит, принялся выдавать себя за итальянского врачевателя; практиковал он несколько недель, причем не без успеха.

Вышеприведенный пассаж важен в деле уточнения датировки и общего смысла всей истории. Предполагалось, что причиной отлучения Рочестера от двора стала очередная сатира; в одном из его ранних сборников и впрямь находим стихотворный памфлет против короля и его фавориток, озаглавленный «Сатира на короля Карла II, за которую автор был отлучен от двора, вследствие чего ему пришлось заняться врачевательством на Тауэр-Хилл». Однако стихотворную сатиру вряд ли можно назвать «неприятным инцидентом», в результате которого ее автор был бы «вынужден скрываться». Правда, неприятным инцидентом вполне можно назвать историю, приключившуюся с другим стихотворением Рочестера: король попросил его сочинить экспромтом несколько строк в честь присутствующих дам, а поэт разразился в ответ злобной эпиграммой на самого Карла. Скорее всего, это стихотворение «Сатира, извлеченная королем из авторского кармана», в котором, наряду с прочим, сказано:

Иди прочти про то, как Магомет —

Святой пророк, но вовсе не аскет —

Так возлюбил красавицу одну,

Что оказался у нее в плену

И все же, по призыву янычар,

Ей смертоносный сам нанес удар.

Но сатира, пусть и самая ядовитая, обернулась бы в худшем случае отправкой автора в деревню. «Неприятный инцидент» — это, скорее всего, гибель Даунса в Эпсоме.

Александр Бендо в своей «рекламной листовке» заявляет: «Все эти тайны я постиг за границей (куда я удалился в пятнадцатилетнем возрасте, тогда как сейчас мне двадцать девять), во Франции и в Италии». Общая завиральность листовки не помешала включению в нее нескольких достоверных автобиографических деталей. Рочестер и впрямь отправился за границу, во Францию и в Италию, в пятнадцать лет (точнее, в четырнадцать лет и семь месяцев), а если на момент маскарада ему было двадцать девять, значит, дело происходило в 1676 году — тогда же, что и скандал в Эпсоме.

И действительно, вполне вероятно, что, исчезнув из собственного дома в Лондоне, Рочестер «переоделся и загримировался так, что его и родная мать не узнала бы», чтобы вынырнуть на Тауэр-стрит «по соседству с черным лебедем, представляющим собой вывеску золотых дел мастера. И здесь с трех часов пополудни до восьми вечера» продавал мази и эликсиры, сулящие исцеление от «английской болезни, она же британское бедствие, сиречь цинга» и, главным образом, от всевозможных женских заболеваний. «Тошнота, слабость, раздражение или боли в желудке, почках, печени, селезенке и т. д. (Ибо в этой листовке вы не найдете ни единого слова, наводящего на непристойные мысли; достаточно и того, что вы поняли меня правильно; случалось мне читывать прейскуранты иных докторов, сильно смахивающие на диалоги похабника Аретино; но ни один порядочный человек на это не купится)».

Лондонская проститутка [50]

К себе на Тауэр-Хилл Рочестер призывал не только больных. Кое-что он сулил и здоровым людям, особенно женщинам. Он был готов предсказывать будущее как по звездам, так и по устно изложенным ему сновидениям:

Что же касается астрологических предсказаний, физиономистики, истолкования сновидений и прочего (кроме хиромантии, в которую я не верю, потому что для нее не имеется никаких оснований), то я на собственном примере убедился в их замечательном эффекте и прямо-таки чудодейственных свойствах, особенно по части предсказания будущего, минимизации грядущих рисков и оптимизации возможных выгод. Повторяю, на собственном примере я убедился в этом куда тверже, чем изучив все устное и письменное предание; ибо, не боясь впасть в чрезмерное преувеличение (но ничего и не приуменьшая), отмечу, что мои предсказания сбываются поразительно часто и оказываются в практическом смысле весьма полезными; причем я просто-напросто не решаюсь упомянуть на письме о подлинном масштабе моих дарований и возможностей в этой области.

Интересно, вспомнил ли Рочестер, сочиняя эти хвастливые строки, о том, как после поражения при Бергене безуспешно дожидался явления призрака Уиндема и как был разочарован, когда тот так и не появился, — разочарован настолько, что устои его собственной веры оказались поколеблены (потому что Уиндем не просто дал слово, но и поклялся на Библии), — хотя предчувствие скорой смерти и не обмануло обоих его соратников? Напирая на «собственный пример», он вполне мог бы вспомнить еще одну историю, позднее не без трепета поведанную им самим Бернету:

Он рассказал мне еще об одном сбывшемся предчувствии собственной смерти, свидетелем чему он сам стал в доме у леди Уорр, его тещи. Тамошнему капеллану приснилось, что он умрет в строго определенный день; он поведал окружающим о своих страхах — и все высмеяли это суеверие, так что в результате он и сам о зловещем сне, можно сказать, забыл. Однако прямо накануне объявленного срока, за ужином, выяснилось, что за столом сидят тринадцать человек; число это несчастливое, и кто-то сказал, что один или одна из присутствующих непременно умрет, — и сразу же одна из барышень, указав на священника, воскликнула: он! Капеллан, вспомнив о кошмарном сне, сильно расстроился, хозяйка дома вновь упрекнула его в суеверии; священник же ответил, что ничуть не сомневается в том, что не доживет до рассвета. Однако, поскольку он был человеком завидного здоровья, его словам не придали особого значения. Капеллан удалился к себе и долго сидел без сна (что определили позднее по нагару свечи), готовясь к утренней проповеди, а наутро его и впрямь нашли мертвым.