Вопрос смерти и жизни - Ирвин Д. Ялом Страница 27

Что ж, даже если я не верю буквально в такого рода вещи, я верю, что умирающие люди – если у них есть время поразмыслить – склонны оценивать прожитую жизнь. Несомненно, это мой случай. Хотя я вовсе не хочу показаться самодовольной в негативном смысле этого слова, я чувствую, что не причинила никому вреда и умираю, почти не испытывая ни сожаления, ни чувства вины. Многочисленные электронные письма, открытки и бумажные послания, которые я получила, подсказывают мне, что я сумела быть полезной многим людям. Это, безусловно, одна из причин, по которой большую часть времени я чувствую себя относительно спокойно и могу надеяться на «достойную смерть».

Стремление умереть достойно восходит к греческим и римским авторам – Сенеке, Эпиктету и Марку Аврелию. Каждый пытался осмыслить вселенную, в которой существование всякого человека рассматривалось как крошечная щель света между двумя вечностями тьмы, до жизни и после нее. Советуя жить как социально, так и рационально, эти философы хотели, чтобы мы не боялись смерти, но приняли ее неизбежность в великом порядке вещей.

Хотя со временем воззрения этих «языческих» писателей вытеснили христианские видения Бога и загробной жизни, идея достойной смерти сохранялась на протяжении веков и продолжает влиять на наше мировоззрение. Об этом свидетельствуют названия современных книг – например, «Искусство умирать» (2019) Кэти Батлер ^[31] или «Как мы умираем: Размышления о последней главе жизни» (1995) Шервина Нуланда ^[32]. Последняя книга представляет собой откровенный и сострадательный рассказ о том, как жизнь покидает тело.

Конечно, как напоминает мне д-р П., смерть всегда индивидуальна; нет такой смерти, которая подходила бы всем, даже людям с одной и той же болезнью. Я могу постепенно слабеть, или один из моих органов выйдет из строя, или, если мне понадобится сильное обезболивающее, мое сердце может остановиться, и тогда я безболезненно умру во сне. Поскольку у меня есть возможность добровольно уйти из жизни, пока я еще в сознании и способна выражать свои желания, я могу сама назначить дату своей смерти. Помимо врача и медсестры из хосписа я попрошу, чтобы в этот момент рядом со мной были мой муж и дети.

Тем временем я всецело полагаюсь на персонал хосписа, который очень чутко относится к нуждам умирающих. Врачи и медсестры, кажется, предвосхищают мои вопросы еще до того, как я их задаю, и, основываясь на своей работе с другими, помогают сформулировать ответы. Я могу позвонить в хоспис в любое время дня и ночи, чтобы узнать, как принимать лекарства, которые уже лежат в моем шкафчике и в холодильнике. В случае крайней необходимости они пришлют кого-нибудь домой. Мы уже закончили оформление документов, в которых я категорически отказываюсь от реанимационных процедур. Каков бы ни был мой конец, я хочу иметь определенный контроль над тем, что со мной происходит.

Даже если я не боюсь самой смерти, я чувствую глубокую печаль от скорой разлуки с моими близкими. Несмотря на все философские трактаты и на все усилия врачей, от того простого факта, что мы должны расстаться, нет лекарства.