История викингов. Дети Ясеня и Вяза - Нил Прайс Страница 27

В зале была своя словесная валюта, особый язык самовосхваления и заказного прилюдного величания, максимально доходчиво раскрывающий идею силы и власти, заложенную в архитектуре и убранстве здания. Зал был местом обитания поэзии и ее знатоков — скальдов. В сложном бесписьменном обществе, таком как вендельская, а затем и викингская Скандинавия, одной из важнейших задач поэта было изложить емким запоминающимся языком все то, что людям необходимо знать, и позволить им сохранить важные сведения из своего коллективного прошлого. Со временем этот замысел разросся и стал частью самовоспроизводящегося механизма, приводящего в движение эти общества. Сегодня мы можем спросить, что значит то или иное стихотворение, но для скальдов этот вопрос не имел никакого смысла. Сплетая свои сложные словесные полотна, они просто позволяли вещам, о которых шла речь, полнее проявить свою истинную суть.

В каком-то смысле жизнь историй позднего железного века была неразрывно связана с обстановкой человеческого жилища и колеблющимся светом от очага, будь то в длинном доме крестьянина или в эпическом пространстве зала. Внутри собирался тесный круг рассказчиков и слушателей — снаружи была темнота. В величайшей раннесредневековой поэме «Беовульф» знаменитый королевский дворец Хеорот воспринимается почти как один из главных героев истории. Здесь королевские палаты олицетворяют цивилизацию, свет, славу, почести, память, историю и веселье, в то время как за стенами таятся (а в поэме буквально врываются внутрь, выломав двери) чудовищные порождения хаоса и ночи.

Многие древнескандинавские стихотворения подробно и многословно рассказывают о деяниях королей и доблести героев, часто противопоставляя их менее достойным поступкам людей низшего происхождения. В стихах представлены разнообразные сложные размеры и схемы рифмовки, фигуры речи и игра слов. Кроме этого, существовала богатая традиция поэтических сравнений, или кённингов, в которых соединяли несколько ключевых характеристик предмета, чтобы вызвать его мысленный образ или указать на него метафорически. Так, океан назывался «дорога китов», корабль — «конь волн», а мысли человека уподоблялись волнам, набегающим на берег моря-разума. Людей часто сравнивали с деревьями, что почти наверняка было отсылкой к истории Ясеня и Вяза. В этой системе поэтических образов люди были «стволами», на которые опирались другие предметы, — так, мужчину можно было назвать «дерево оружия», а женщину — «дерево драгоценностей» и так далее, при этом руки и запястья были «ветвями», на которые предметы могли усаживаться, словно птицы. Игру света на оружии или доспехах уподобляли блеску солнца на поле разбитого льда. Всякому, кто сомневается в изощренности скандинавского ума позднего железного века, стоит лишь обратиться к поэзии того времени, этому неиссякаемому источнику чудес. О том, как к людям пришло подобное искусство, был сложен отдельный миф.

* * *

Когда война между божественными народами закончилась, асы и ваны скрепили между собой мир, плюнув в общий сосуд, и создали из слюны человека. Его имя было Квасир; он знал ответы на все вопросы и мог разгадать любую загадку. Во время странствий Квасира подстерегли и убили два гнома, которые смешали его кровь с медом, чтобы приготовить напиток, содержащий в себе всю силу поэзии. Затем, совершив еще множество злодеяний, гномы столкнулись с великаном и были принуждены отдать ему напиток, чтобы спасти свою жизнь. Слава о меде распространилась по миру, но его бдительно охраняла в недрах горы дочь великана, Гуннлёд. Один пытался обманом проникнуть в гору, чтобы попробовать зелье ^[12]. В конце концов он смог проскользнуть в каменные недра, обернувшись змеем, и соблазнил Гуннлёд. С ней Один провел три ночи. Она разрешила ему сделать три глотка меда, но он вместо этого осушил сосуд до дна.

Затем, превратившись в орла, Один полетел обратно в Асгард, по пути ускользнул от погони великанов и изблевал мед в сосуды, принесенные другими богами.

* * *

В этой истории присутствуют все отличительные черты Одина: изобретательность, насилие, секс как средство обмана, воровство, смена облика и победа. С тех пор поэтический дар стал подвластен богу, и поэтому настоящий скальд считался удостоенным особой благосклонности богов и мог по праву восседать на королевском троне.

Залы и зальная культура были движущим механизмом, сердцем нового скандинавского порядка. Давайте заглянем внутрь — это увлекательное зрелище.

Многолетние раскопки в Гамла-Уппсала позволили обнаружить ряд изумительных королевских дворцов, расположенных на поднятых террасах в самой высокой точке местности. Они возвышались над окружающей равниной и были видны на многие километры вдаль (именно это и значит слово Уппсала — «высокие палаты»). Главное строение имело 50 метров в длину и 12 метров в ширину и, вероятно, было двухэтажным. Это была одна из самых грандиозных построек Севера. Внутренними опорами крыши служили целые деревья, вкопанные на несколько метров в землю. От равнины к двойным дверям дворца вел просторный подъездной пандус шириной 3 метра. В какой-то момент здание сгорело, многие детали интерьера сохранились, а фрагменты креплений были тщательно собраны и захоронены в качестве заключительного подношения около стен и ям для опорных столбов.

Картину дополняют десятки железных спиралей, найденных вдоль линий стен и скученных вокруг дверей, — самая маленькая из них длиной с палец, самая большая — размером с предплечье. В бревенчатые стены зала было вбито множество согнутых в спираль железных шипов. Такие же спирали найдены на кораблях в расположенных неподалеку ладейных захоронениях Вальсгарде, и можно предположить, что для жителей региона они служили каким-то символом. Еще более глубокое впечатление производят украшения из металлических полос на дверях: спирали, завитки и другие узоры, похожие на украшения дверей в средневековых церквях (очевидно, эта традиция намного старше, чем считалось ранее). Кроме того, заслуживают упоминания дверные петли: это были настоящие наконечники копий, согнутые ударами молота в кольцо и обращенные острием к центру. Чтобы попасть в зал, нужно было пройти через ворота, собранные из оружия, что наводило на мысли о чертогах Одина, Вальхолле, — еще одна отсылка, выгодная для королей Уппсалы.

В датском Лейре, резиденции королей из рода Скьёльдунгов (где также, вероятно, располагался дворец Хеорот из «Беовульфа»), на гребне холма были откопаны ряды королевских дворцов, возвышавшихся над равниной так же, как дворцы в Уппсале. Они тоже тянутся почти на 50 метров в длину, но здесь дворцовый комплекс окружен хозяйственными постройками, мастерскими и культовыми сооружениями, которые археологи недавно начали распознавать на шведских площадках. Размеры залов менялись в зависимости от климата. Самый большой из них, Борг на Лофотенских островах в арктической Норвегии, имеет длину 80 метров — такого же размера, как средневековый собор в Тронхейме, построенный на несколько столетий позднее. Мало кому в наши дни доводилось видеть такие масштабные деревянные сооружения. Они действительно воплощали в себе концепцию эпического пространства.