Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928) - Елена Борисёнок Страница 27

После пленума была создана комиссия Политбюро по украинизации со специальными подкомиссиями (по украинизации партии, народного просвещения, государственного аппарата, печати, профсоюзов, армии) ^[300]. 30 апреля 1925 г. ВУЦИК и СНК УССР опубликовали постановление «О мерах срочного проведения полной украинизации советского аппарата», по которому перейти на украинское делопроизводство государственным учреждениям и государственным торгово-промышленным предприятиям надлежало не позднее 1 января 1926 г. Кроме того, речь шла об увеличении тиражей учебных изданий и художественной литературы на украинском языке. На рабоче-крестьянскую инспекцию возлагалась обязанность проведения периодических проверок украинизации советского аппарата. Кстати, этим же постановлением учреждалась упомянутая выше Центральная всеукраинская комиссия по руководству украинизацией ^[301].

Таким образом, вводился новый срок «полной украинизации». При этом специальный, 15-й пункт постановления гласил: «Сотрудники государственных учреждений и государственных торгово-промышленных предприятий, у которых замечено будет отрицательное отношение к украинизации, выражающееся в том, что за истекший период они не принимали никаких мер к изучению украинского языка, могут быть администрацией этих учреждений и предприятий уволены без выдачи выходного пособия». На рабоче-крестьянскую инспекцию возлагалась обязанность проведения периодических проверок состояния украинизации ^[302].

Новый подход большевиков к украинизации был очевидным. Как заметил Ю. Шевелев, если сравнить партийные резолюции и декреты 1925–1927 гг. с резолюциями и декретами предыдущих годов, то нельзя не заметить важных изменений в формулировках и содержании. В 1919 г. все языки провозглашались равноправными, в 1920 г. говорилось о том, что украинский язык должен употребляться наравне с великорусским, в 1923 г. речь идет уже о том, что формальное равноправие между украинским и русским языком уже представлялось недостаточным ^[303]. Нельзя не согласиться с Т. Мартином, подчеркивающим, что апрельское постановление 1923 г. было расплывчатым, в нем говорилось не только о равенстве украинского и русского языков, но и об особых привилегиях для украинского языка. В апреле 1925 г. «эта расплывчатость была заменена амбициозной целью — сделать украинский язык господствующим. Русский по-прежнему будет языком, связывающим Украину с центром, а потому он останется обязательным предметом во всех украинских школах. Ну а во всем остальном украинскому предстоит стать единственным и исключительным языком социального общения» ^[304].

Перемены были встречены настороженно как противниками украинизации, так и ее сторонниками. Литературный критик, историк литературы, возглавлявший в 1917 году Украинскую партию социалистов-федералистов, вице-президент ВУАН С. А. Ефремов 23 апреля в своем дневнике сделал такую запись: «Пророчат перемены и на Украине. Чубаря якобы забрать должны, а на его место сажают — одни говорят: Пятакова, вторые: Цюрупу. Программа перемен: умеренная украинизация. Нынешняя, выходит, неумеренная. Конечно, хотя партийные коммунисты и не говорят громко против украинизации, но тихонько аж зубами скрежещут. Возможно, что следствием того скрежета и должны быть отмечены перемены. Но возможно, что это просто болтовня…» Впрочем, Ефремов признавал — слухи часто преувеличивают, но в основе их лежит «что-то действительное, только скрытое старательно от постороннего глаза» ^[305].

Сергей Александрович Ефремов (1876–1939) — украинский, советский учёный, критик и литературовед, историк литературы, академик, публицист. Фотография из личного дела студента Университета св. Владимира — Сергея Ефремова

Насчет украинизации госаппарата высказал свое мнение и Д. З. Лебедь в письме Кагановичу 5 июня 1925 г. Автор «теории борьбы двух культур» указывал, что украинизация низового аппарата «далеко не полная, не одинакова во всех округах и районах, а главное, качественно весьма плохая», и предлагал: «рядом с проведением украинизации в центре необходимо неослабное внимание уделить также окончанию украинизации в низовом аппарате». Кроме того, он признавал, что «мы натолкнемся на громадную косность и бюрократизм, когда начнем проводить украинизацию. То, что Вы уже начали проводить украинизацию, в этом меня убеждает первое заседание комиссии по украинизации. Все-таки надо иметь в виду, что сопротивление со стороны аппаратов центральных ведомств будет оказано основательное». Лебедь предлагал даже «по проверке выделить несколько наиболее злостных случаев бюрократизма, волокиты, сопротивления и использовать для специального какого-нибудь судебного или иного процесса, чтобы тем самым взять тон в деле украинизации». Наконец, он предлагал «обратить внимание на внешность наших городов», т. е. «на такие мелочи, как всякие объявления, таблицы, вывески, указатели в ведомствах и учреждениях и в частных организациях», дабы создатель общественную атмосферу вокруг дела украинизации ^[306].

Кстати, об упоминаемых Лебедем «мелочах» высказался и С. А. Ефремов. 10 июня он писал о дошедших до него сведениях о новых украинизационных мероприятиях — декрете о вывесках: «Сколько издевательств было о Коновальце, а теперь и сами тем же закончили. <…> Удивительно, чем интересуются эти пролетарии!» ^[307]

И. В. Майстренко, по роду службы вынужденный заниматься практическим проведением украинизации, отмечал «русифицированность» Харькова, Донбасса, Днепропетровска, Одессы и их упорное нежелание украинизироваться. «Харьковская улица все еще говорила на русском языке», — писал Майстренко. Показательно, что хотя сын мемуариста учился в Донбассе в украинской школе, но «на улице и дома говорил на русском языке» ^[308]. Майстренко признавал, что «вообще общественно-политическая жизнь в столице УССР было национально русская. Украинство было островком, который однако быстро рос. Украинским студенчеством пополнялись вузы. <…> Украинизация харьковских вузов и школ увеличивала в столице кадры украинской интеллигенции. На заводы также приходила из села молодежь, которая училась в украинской школе, хотя новые заводы тогда еще не строились» ^[309]. В то же время «старинные украинские города быстро дерусифицировались». В качестве примера Майстренко приводил Полтаву, где к концу 1920-х гг. «на улицах господствовал украинский язык» ^[310].