Дядя Джо. Роман с Бродским - Вадим Месяц Страница 27

Письмо Ельцину я написал, но отправлять не стал. Перед Новым годом мне нужно было лететь в Россию выправлять американские документы. Визу я недавно просрочил, а получить новую мог в любой стране, кроме Америки. От общения с императорами, диктаторами и вождями племен я решил на время воздержаться. К тому же не мешало бы навестить родителей.

В России прошли выборы в парламент, где особенно отличился Жириновский со своей партией. Модрич обрывал мой телефон, требуя познакомить его с политиком, который так тепло отозвался о миссии сербского народа. Я обещал организовать их встречу, но в суете забыл о просьбе. В американском посольстве меня приняли холодно, сказав, что я не оправдал их надежд. Начали кочевряжиться. Давать рабочую визу отказались. Пришлось подключать тяжелую артиллерию. Крис написал длинную рекомендацию из Техасского технологического, Фостер гигантскими буквами сообщил, что я нужен на факультете Liberal Arts буквально как воздух в связи с предстоящей русско-американской конференцией и послал этот плакат по факсу. Через Кайзера подключили Госдеп. В посольстве меня агрессивно пожурили, но простили. Пожелали удачи. На фоне бедных проституток, осаждающих амеров с надеждой вырваться на свободу, я выглядел респектабельно.

Поставив визу в паспорт, я полетел к родителям на Урал. В ящике письменного стола в своем кабинете натолкнулся на пистолет, оставленный на родине до лучших времен. Пока что удачи он мне не принес. Однажды его конфисковали менты, промурыжив меня полночи в отделении. Потом я забыл его у друзей по пьяни, и из него чуть было не пристрелили одну сволочную старуху. Пока что господь меня с этой волыной миловал, на Страшный суд не вызывал. Дело близилось к развязке.

Пистолет уже несколько раз успел мне пригодиться как предмет устрашения и даже обольщения, хотя лучшее его предназначение — бить орехи. Он помог мне овладеть одной хорошенькой продавщицей таджикского происхождения из сельпо на станции поселка Комарово. Я вез персиянку на раме от велосипеда и стрелял в воздух. Она меня полюбила. И я ее полюбил. Мы прожили на даче у сына академика Векслера три дня. В другой раз взял на прицел ночного вора, вошедшего в купе поезда Санкт-Петербург — Москва. Я той ночью не спал и тут же с верхней полки вмял ствол в его щеку.

Никакой другой пользы от оружия я не ведал. Револьвер. Девятый калибр. Шесть зарядов. Производство Федеративной Республики Германия. Где найти патроны — не знаю. Всё, что было, мы сдуру расстреляли с приятелем в фотопортреты передовиков производства Центрального административного округа, прощаясь с советским детством. С тех пор я заряжал его холостыми патронами — для старта спортивных состязаний и радости огнестрельного грохота.

В Екатеринбурге удивлялся своей всемирной отзывчивости. Город очаровал меня наличием копченой рыбы в магазинах. Я вез сверток с копчеными окунями в предновогодней толчее трамвая, радуясь играм светотени и запахам трудящихся. Есть чудаки, которые считают, что народ пахнет солярой и потом. Они не знают народа. Не знал его и я. Утром нового года, который я встречал у друзей, я поймал машину доехать до дома. Уснул. Проснулся в лесу, на пустыре. На опушке высилось несколько ржавых гаражей, в овраге горел костер из старых автомобильных покрышек. Голый лес дрожал на ветру.

— Давай шапку, — сказал парень, сидящий рядом с пьяным водителем, и лишь потом обернулся ко мне. Я достал пистолет и велел им снять брюки.

— Снимать штаны и бегать! — сказал я.

Хлопцы вышли, давая мне выбраться наружу. Я положил пушку в карман и полез на переднее сиденье. Пока ковырялся, прыщавый вытащил из бардачка некоторое подобие обреза — самопал, обмотанный синей изолентой. У меня не вызывало сомнения, что, несмотря на кустарный вид, эта штука стреляет.

— Волыну сюда, — сказал он сурово. — И не дергайся.

Я толкнул ближайшего, отбросил револьвер подальше в сугроб и побежал в сторону леса, раскатываясь на снеговом насте. Выстрел услышал, когда выбрался на шоссе. Это был звук моего пистолета.