Петербург: необыкновенные биографии. Город и его великие люди - Владимир Малышев Страница 27

Меньшиков родился 25 сентября 1859 года в городе Новоржеве Псковской губернии в семье коллежского регистратора. С детства он воспитывался в религиозном духе, чему немало способствовали его родители. В 1873 году юноша окончил Опочецкое уездное училище и поступил в Кронштадтское морское техническое училище, по окончании которого был произведен в кондукторы корпуса флотских штурманов. Участвовал в нескольких морских экспедициях, во время которых проявился его незаурядный литературный талант. Он опубликовал очерки заграничного плавания на фрегате «Князь Пожарский», которые позднее были выпущены отдельной книгой «По портам Европы». Затем печатался в «Кронштадтском Вестнике», «Морской газете». В 1892 году вышел в отставку в чине штабс-капитана и посвятил себя литературному труду. Устроился постоянным корреспондентом в газету «Неделя» и вскоре стал ее ведущим публицистом, сразу обратив на себя внимание яркими талантливыми статьями на самые острые темы современности. Когда «Неделя» закрылась, Меньшиков перешел в самую популярную тогда газету «Новое время», где проработал вплоть до 1917 года. Познакомился с Чеховым, Лесковым, поэтом Надсоном, переписывался с Толстым, Менделеевым.

В своей публицистике Меньшиков затрагивал вопросы национального сознания русской нации, проблемы бездуховности, алкоголизма, анализировал государственную политику. Твердо занимал активную патриотическую позицию, направленную на защиту интересов русских и российского государства. В 1908 году он стал инициатором создания Всероссийского национального союза, который собрал вместе умеренно-правых политиков, придерживающихся националистических убеждений. Его считают первым идеологом русского национализма, за что тогдашние либералы и окрестили его «мракобесом» и «черносотенцем». На него обрушилась грязная волна лжи и клеветы со стороны «передового сообщества». Однако Меньшиков стойко держал удар. «Что касается ругательных писем, – писал он, – то они мне доставляют удовлетворение стрелка, попавшего в цель. Именно в тех случаях, когда вы попадаете в яблоко, начинается шум: выскакивает заяц и бьет в барабан или начинает играть шарманка. По количеству подметных писем и грязных статей публицист, защищающий интересы Родины, может убедиться, насколько действительна его работа. В таком серьезном и страшном деле, как политическая борьба, обращать внимание на раздраженные укоры врагов было бы так же странно, как солдату ждать из неприятельских окопов конфеты вместо пуль».

Против западничества

Между тем национализм Меньшикова вовсе не был агрессивным, а являлся своего рода защитной реакцией на укоренившееся в русском обществе бытовое западничество. «Мы глаз не сводим с Запада, мы им заворожены, нам хочется жить именно так и ничуть не хуже, чем живут «порядочные» люди в Европе, – писал он. – Под страхом самого искреннего, острого страдания, под гнетом чувствуемой неотложности нам нужно обставить себя той же роскошью, какая доступна западному обществу. Мы должны носить то же платье, сидеть на той же мебели, есть те же блюда, пить те же вина, видеть те же зрелища, что видят европейцы. И такие потребности высшего сословия ложатся все возрастающим бременем на простой народ, усиливается разложение национальных хозяйственных традиций, и все больше перенимается западный дух капиталистической наживы».

Меньшиков призывал русских людей к сохранению роли державообразующего народа, это было одной из главных тем его публицистики: «Мы, русские, долго спали, убаюканные своим могуществом и славой, – но вот ударил один гром небесный за другим, и мы проснулись и увидели себя в осаде – и извне, и изнутри… Мы не хотим чужого, но наша – Русская – земля должна быть нашей».

Социализм – новое рабство

Оказавшись после захвата власти большевиками на Валдае, где у его семьи была дача, без работы, он много и горько размышлял над трагедией родины. В своих дневниках, опубликованных только после краха СССР, Меньшиков вскрывал лживую подоплеку социалистических теорий. «Основное утверждение социализма – будто оно более справедливо, чем свободная конкуренция, – писал он. – Но это чистое суеверие. Почему справедливее принудить человека к работе, чем предоставить ему свободу в этом отношении? Почему справедливее равнять талант и бездарность, лентяя и страстного труженика, бережливого человека и расточителя? Я думаю, именно свободный строй обладал секретом наиболее естественного распределения деятельностей и вознаграждений. Что же справедливого – награждать главным призом и первую прискакавшую лошадь, и последнюю? «Не надо никаких призов, никакого неравенства», – скажете вы. Но, стало быть, не надо и никакого превосходства, не надо стремления к совершенству, не так ли? Бега и скачки для лошадей – тяжелая вещь, но они вырабатывают изумительные качества и образование сверхлошадиных пород. Отбрасывая призы, вы ущемляете импульс цивилизации. Зачем, в самом деле, стараться в любой области, если первосортный труд расценивается одинаково с четвертым сортом? Торжество социализма в лучшем случае остановит прогресс, в худшем – погасит тот изумительный разгар энергии и мысли, какой дала система трудового соперничества в европейском обществе. Если нет соревнования, нет драмы жизни, нет и борьбы за жизнь, а человек, подобно зверю, обеспеченному хлебом, становится скучающим и тоскливым, как бы потерявшим смысл жизни».

Что делать? Трудиться!

В своих статьях Меньшиков ставил вечный русский вопрос: «Что делать?» – и сам на него отвечал, что надо трудиться изо всех сил. Он писал, что «в нашей беспорядочно трудящейся и, сказать правду, ленивой стране, в стране Тентетниковых и Обломовых» напоминание о необходимости трудиться имеет особый смысл, более глубокий, чем на Западе.

«Чего следует страстно желать и чего добиваться в ближайшее столетие? – снова спрашивал Меньшиков и отвечал: – Первейшей из великих задач я считаю организацию труда народного. Так как труд есть единственный источник средств, то прежде всего следует расчистить этот источник и дать полный выход народной энергии. Надо поставить основной целью то, чтобы сто миллионов пар рабочих рук ежедневно работали в России до утомления… Труд не только дает богатство, которое страхует жизнь от бедствий нищеты, – труд дисциплинирует душу, труд просвещает, труд дает благородный облик, уподобляя человека Творцу. Только трудящийся человек нечто создает – праздный всегда истребляет, и сумма праздных граждан в период их рабочей способности всегда напоминает армию Тамерлана, рассеянную по стране. Они поедают, подобно саранче, то, что не сеяли. Перерождая людей в паразитов, праздность развращает высшие слои общества до злодейского типа прожигателей жизни…»

На второе место по важности для России задач Меньшиков ставил борьбу с пьянством. «Нужно ли прибавлять, например, что, оставляя ужасающее народное пьянство в теперешнем виде, правительство обрекает все – даже величайшие – реформы свои на верную гибель? Борьба с пьянством народным должна составить одну из благороднейших задач власти, и эту борьбу нельзя откладывать на дальнейшее».

Гастарбайтеры XIX века

Именно эта тема, которую постоянно и с горячей страстью публициста поднимал Меньшиков, является в его трудах, пожалуй, самой актуальной для наших дней. Причем в его времена гастарбайтеров не надо было искать на стройках или в подпольных мастерских в потаенных подвалах. В те времена иностранцами были полны ключевые государственные ведомства России. Вот что творилось, например, в Министерстве иностранных дел и в российских посольствах за рубежом. «Штатных мест за границей в этом ведомстве 315, – отмечал Меньшиков. – Из них около 200 заняты людьми нерусского происхождения. В особенности много балтийских немцев. Просто в глазах рябит, когда читаешь списки… В общем, из 646 мест по ведомству иностранных дел 529 заняты лицами нерусских фамилий. Из остальных 117 мест известная часть приходится на долю поляков».