Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI-XVII веках - Владимир Шишкин Страница 26

Другой родственник Ришелье его двоюродный племянник по матери — Шарль де Ла Порт, маркиз, а при Анне Австрийской — герцог де Ла Мейере (La Meilleraye), всецело был обязан своей карьерой дяде-кардиналу. В 1634 г. он занял коронный пост командующего артиллерией, в 1639 г. стал маршалом, а после смерти первого министра наследовал его должность губернатора Бретани, продолжая занимать ряд других должностей. Его жёны также являлись дочерьми сторонников Ришелье — Мария Рюзе д'Эффиа и Мария де Коссе-Бриссак. После смерти кардинала-министра в 1642 г. титул герцога де Ришелье перешёл к его внучатому племяннику Арману де Виньеро дю Плесси и его потомкам. Он являлся внуком старшей сестры кардинала Франсуазы и Рене де Виньеро, сира дю Понкурле, и сыном Франсуа де Виньеро, маркиза дю Понкурле (François de Vignerot, marquis de Pont-Courlay) (1609–1646), командующего галерным флотом Франции. Сестра Франсуа Мари-Мадлен де Виньеро, любимая племянница Ришелье, вдова маркиза де Комбале (Marie-Madeleine de Vignerot, marquise de Combalet, duchesse d'Aiguillon) (1604–1675), часто сопровождавшая министра в поездках и выполнявшая его поручения, с 1625 г. занимала второй по важности пост в доме Марии Медичи, являясь хранительницей её гардероба и драгоценностей. В 1638 г. благодаря ходатайству Ришелье перед королём она стала герцогиней д'Эгийон.

Все родственники кардинала подчинялись его интересам, послушно исполняя волю могущественного министра, особенно его племянницы, которых он выдавал замуж за нужных ему людей из числа высшей знати, чью лояльность он пытался обеспечить. Так, его двоюродная племянница Мария дю Канбу, внучка Франсуа дю Канбу и тётки министра Луизы дю Плесси-Ришелье, дочь барона де Поншато, Шарля дю Канбу (Charles du Cambout de Coislin, baron de Pontchasteau), была выдана замуж за герцога Бернара де Ла Валетта, командующего сухопутными войсками, а её сестра Маргарита сначала стала женой герцога де Пюилорена, фаворита Гастона Орлеанского, а затем — графа д'Аркура из Лотарингского дома, обер-шталмейстера двора после Сен-Мара. Практически вся семья Ришелье благодаря его деятельности вошла в высший эшелон французской элиты, породнилась с Бурбонами и во многом обеспечила стабильность и безопасность положения главного министра при дворе.

Таким образом, в царствование Людовика XIII складывалось придворное общество, достаточно замкнутый аристократический мир, состоящий из потомственной придворной знати лучших домов Франции и вторгающейся в её окружение аноблированной парламентской и бюрократической верхушки. Придворная знать особенно дорожила своими наследственными придворными постами, которые рассматривала как семейную собственность и которые позволяли ей соучаствовать в управлении страной. При всей очевидной социальной элитарности двора ближайшая свита короля — члены его дома — состояла главным образом из представителей среднего дворянства — надёжной опоры монархии. Только в царствование Людовика XIV (1643–1715) многие представители этих фамилий займут место в корпусе герцогов-пэров и образуют единую социальную группу с высшей аристократией, что будет вершиной их внутрисословного продвижения в рамках эволюции toopa и его церемониала.

Эволюция королевского двора Франции конца XVI — первой трети XVII в. происходила вместе с креплением королевской власти. За внешней простотой двора этой эпохи скрывалась его важная, всё возрастающая роль главного социально-политического института Франции. Контроль за ним корона могла осуществить, только подчинив себе дворянство. Двор Бурбонов — Генриха IV и Людовика XIII, воссозданный организационно по образцу двора Генриха III Валуа, привлёкший в свои ряды цвет французской аристократии и ставший средством её управления, мог эффективно функционировать во многом благодаря дворцовому механизму — церемониалу, главной фигурой которого выпало стать уже королю-солнцу.

Часть 4
АННА АВСТРИЙСКАЯ И СУДЬБЫ АБСОЛЮТИСТСКОЙ ФРАНЦИИ

4.1. Кардинал и королева: борьба за власть при дворе Франции в 30-е годы XVII века

«Когда болит сердце, страдает и всё остальное; когда волнуется двор, это отражается на всём государстве», — писал кардинал Ришелье, главный министр Людовика XIII, сравнивая парижский двор с сердцем Франции, подчинить который он пытался все восемнадцать лет своего министерства. Спокойствие и благополучие страны, её ведущая роль в Европе, по его мнению, напрямую зависели от поведения двора и собственного положения главного министра. Любая удачная попытка придворных интриганов отстранить кардинала от власти могла привести к повороту всего политического курса Франции. Поэтому Ришелье считал, что должен жёстко пресекать даже малейшие проявления придворного недовольства, пользуясь неограниченным доверием короля и опираясь на своих помощников в королевском совете и сторонников при дворе — «кардиналистов», «креатур кардинала», как их называли современники.

Тридцатые годы XVII в. явились пиком противостояния Ришелье и дворянской оппозиции, когда едва ли не ежегодно министру приходилось сталкиваться c серьёзными заговорами при дворе, подавлять дворянские волнения на фронте и в провинциях, cледить за эмигрантскими лагерями Марии Медичи и Гастона Орлеанского, матери и брата короля. Резидент австрийского императора во Франции докладывал в Вену, описывая двор после бегства мятежных королевы-матери и герцога Орлеанского из страны (1631 г.): «Двор страдает от отсутствия первых сеньоров государства, которые находятся за границей, а принц де Конде и граф Суассонский пребывают в тайном неудовольствии, испытывая ненависть к креатурам кардинала. Двор переполнен шпионами, которые находятся повсюду, исполненные лжи, обмана, фальши и лицемерия».

Французский двор был инициатором и вдохновителем всех видов борьбы знати с короной, и поэтому главный удар Ришелье наносил именно по нему как центру оппозиции, пытаясь лишить силы этот очаг дворянского неповиновения, подчинить его королю. Мы попытаемся бросить взгляд на придворные партии и группировки, определив состав их участников, а также мотивы и цели оппозиции, способы борьбы и причины поражения мятежников.

К моменту прихода кардинала Ришелье к власти (1624 г.) французское общество оставалось политически поляризованным и религиозно разобщённым, что было наследием длительных гражданских потрясений предыдущей эпохи. В литературе того времени выделялись два главных противоположных политических лагеря, называемых «партиями», — «благочестивые» (dévots) и «добрые французы» (le bons français). Конечно, это были не партии в современном нам смысле политических организаций с чёткими целями, задачами, программами, оргструктурой и партийным членством, а скорее — рыхлые общественные объединения, объединявшие лиц высокого социального положения на основе определённых доктрин. Так, «благочестивые» являлись духовными и политическими преемниками Католической Лиги XVI в. и её идеалов, получив своё название от сочинения св. Франсуа де Саля «Введение в благочестивую жизнь» (1607 г.), которое стало к тому же настоящей идеологической основой движения. Исполненные религиозного нетерпения, они требовали от короны отмены Нантского эдикта 1598 г., предоставляющего гугенотам политические свободы, захвата всех протестантских крепостей во Франции, союза с Папой и католическими державами, Испанией прежде всего, а также восстановления политических привилегий дворянства. Идеи «благочестивых» получили особенное распространение в дворянской среде, раздражённой растущим авторитаризмом королевской власти, которую представлял главный министр. Второе сословие использовало всякую возможность предъявлять короне свои претензии на участие в делах королевства, тем более что существовало оформленное идеологическое обоснование протеста.