Сербия на Балканах. XX век - Константин Никифоров Страница 26

Белградская интеллигенция выступала за соблюдение прав человека, не только в Сербии, но и по всей Югославии. Центром подобной активности стал Комитет по защите свободы мысли и высказываний во главе с Добрицей Чосичем. В Комитет отказались войти представители словенской и хорватской интеллигенции, хотя и были в него приглашены. Тем не менее, Комитет протестовал и против ареста Алии Изетбеговича и других боснийских мусульман в Сараево, требовал освобождения находившихся в тюрьме Владо Готоваца и других участников массового движения в Хорватии. Комитет также выступал в защиту косовских албанцев, осужденных после событий 1981 г. За 1984–1989 гг. Комитет по защите свободы мысли и высказываний направил более 100 писем, протестуя против попрания в Югославии основных демократических прав ^[156].

Сразу же после очередных косовских событий сербские власти попытались вновь поднять вопрос об изменениях в конституции ^[157]. Однако оппоненты Сербии в югославском руководстве из других республик любую подобную попытку трактовали как возвращение к этатизму, централизму и великосербским поползновениям. Изменения конституции были заблокированы. Хотя именно «политическая система, установленная конституцией 1974 г., делала существовавший кризис более глубоким, тяжелым и безвыходным» ^[158].

Политолог Д. Йович в своей монографии, посвященной распаду югославской федерации, соглашается, что после принятия этой конституции в Югославии стал доминировать сербский вопрос, подобно тому, как в королевской Югославии доминировал хорватский. И это ослабляло страну, как в первом, так и во втором случае. В целом же, полагает Йович, конституция базировалась на марксистском тезисе об «отмирании государства», и тем самым «социализм благодаря своей господствующей саморазрушающей идеологии растворился изнутри… Он совершил самоубийство, увлекая за собой Югославию… Югославия была (анти)государством, которое отмерло» ^[159].

Отсутствие правового способа решения проблемы конституции 1974 г. не могло не вызвать постепенной радикализации сербских настроений. Обострилась и давняя борьба в ЦК Союза коммунистов Сербии между «либералами» во главе с И. Стамболичем и сторонниками радикального разрешения существовавших противоречий.

Тогда же, в 1984 г., на политической арене Сербии появился С. Милошевич – главное действующее лицо сербской истории 90-х годов ХХ в. «Либералы» среди сербских коммунистов потерпели поражение, а «радикалы» привели Милошевича через несколько лет к руководству партией. Сербский историк Л. Димич считает, что в тот момент, когда тоталитарная модель, включающая идеологический утопизм и неограниченную власть партийной элиты с харизматическими вождями, стала терять свою мощь в Европе, она начала укрепляться в Сербии, до тех пор самой либеральной югославской республике ^[160].

События в Косово в решающей степени влияли и на то, что общеюгославский демократизм сербской оппозиционной интеллигенции постепенно все больше стал заменяться национальными идеями. Если раньше многие из оппозиционеров, включая того же Добрицу Чосича, считали югославскую федерацию лучшим решением сербского вопроса, то теперь она начинала трактоваться ими как прежде всего механизм для подавления всего сербского ^[161].

Тогда же члены Сербской академии наук и искусств в проекте своего известного меморандума фактически обвинили коммунистическую власть в 45-летней антисербской деятельности и в создании антисербской коалиции в Югославии. Одновременно лидер сербских коммунистов С. Милошевич начал использовать такие настроения для упрочения своего положения. Ему это во многом удалось. Союз коммунистов Сербии в глазах многих сербов превратился в главного защитника сербских интересов, прежде всего в Косово. В целом С. Милошевич в то время довольно ловко совершил идеологический переход «от власти от имени класса к власти от имени нации» ^[162].

В конце 1988 г. Милошевич с помощью в значительной степени инспирированных акций протеста против местной бюрократии смог заменить руководство в Воеводине и Черногории на своих ставленников. Аналогичные попытки делались и в Боснии и Герцеговине, но они провалились. Эти перевороты получили название «антибюрократических революций». Но, конечно, они не имели ничего общего с революциями конца 80-х годов в Восточной Европе. Природа у этих явлений была различной.

В то время, когда везде в Восточной Европе коммунизм доживал последние дни, старый режим в Сербии под лозунгом «антибюрократических революций» сумел основательно утвердиться. «Старый режим выступил в роли нового», сербское партийное руководство ухитрилось «стать одновременно и властью, и оппозицией». Наконец, в какой-то момент в Сербии «власть и оппозиция оказались не противоборствующими сторонами, а единым фронтом, противостоящим интересам других югославских народов и их элит» ^[163].

Направляемый Милошевичем националистический бум в Сербии подпитывался параллельным ростом национализма в северо-западных республиках – Словении и Хорватии. Так, в Словении явно в пику сербам открыто поддержали албанских сепаратистов в Косово. Попытка Милошевича направить в конце 1989 г. в Любляну 100 тысяч сербов для проведения там «митинга истины» о положении в Косово была расценена в Словении как новое доказательство стремления сербского руководства к расширению своего влияния на всю Югославию. Служба безопасности Словении не допустила проведения митинга, что привело к бойкоту словенских товаров в Сербии.

Тем временем экономическое положение страны быстро ухудшалось. В конце 1989 г. гиперинфляция в югославской экономике достигла уже 3000 % в год. Избранный незадолго до этого на пост премьер-министра (единственный оставшийся общеюгославский пост, который не замещался по очереди представителями республик) известный экономист-практик из Хорватии Анте Маркович заявил, что правительство может работать и без разваливавшейся компартии. Более того, распад партии, всегда командовавшей экономикой, казалось, развязывал премьер-министру руки.

В декабре 1989 г. Маркович предложил пакет мер по оздоровлению экономики: превращение динара в конвертируемую внутри страны валюту, сбалансирование бюджета, свободное формирование цен, широкая приватизация. Речь, таким образом, шла уже не о «стабилизации», а о значительном повороте в сторону использования в экономике рыночных механизмов. И первые результаты реформы оказались на удивление успешными. С 1 января 1990 г. курс динара был привязан к немецкой марке и держался твердо, инфляция упала до нулевого уровня; экспорт увеличился на 25 %, а импорт – на 40 %; внешний долг снизился с 21 до 16 млрд. долларов США. Трудно сказать, чем бы реформа закончилась: возможно, у Югославии появлялся последний шанс, альтернатива все более усиливавшемуся национализму. Однако времени для завершения реформ у Марковича уже не было.