Революция, которая спасла Россию - Рустем Вахитов Страница 26

При этом не следует забывать, что это было не противостояние большевиков и либералов, а также правых социалистов-февралистов, а противостояние Советской власти и сторонников буржуазной Февральской революции. Нынешние обличители большевиков забывают упомянуть, что большевики были лишь одной из трех советских политических сил. Советскую власть активно поддерживали, кроме того, левые эсеры и анархисты-коммунисты, которые имели большую популярность среди крестьян. Левые эсеры, как известно, вошли в Совнарком (там было шесть левоэсеровских наркомов, в том числе на таких ключевых постах, как нарком земледелия, нарком юстиции и нарком военных дел) и в ВЧК (в коллегии ВЧК было семь представителей левых эсеров, двое из них – Закс и Александрович – были заместителями Дзержинского). Левые эсеры участвовали в местных органах Советской власти и в местных отрядах ВЧК, составляя до трети чекистов. Такой левый эсер, как Яков Блюмкин, имел большое влияние среди чекистов, так что, даже когда после покушения на германского посла Мирбаха Ленин лично отдал приказ об аресте Блюмкина, чекисты его якобы «не нашли».

Не лишним будет упомянуть, что левые эсеры открыто приветствовали и полностью подержали террор против антисоветских элементов, или знаменитый «красный террор». После покушения на Ленина в газете «Известия» от 1 сентября 1918 г. было опубликовано официальное заявление ЦК партии левых эсеров. Было бы нелишним привести из него обширную цитату: «Слугами буржуазной контрреволюции ранен Председатель Совета Народных Комиссаров Ленин. Мы, стоящие на крайне левом крыле революционного социализма, считающие террор одним из способов борьбы трудящихся масс, будем всеми силами бороться против подобных приемов, когда они имеют целью удушить русскую революцию. Покушение на Ленина произведено справа, защитниками буржуазного строя, кого революция лишила былых привилегий и кто желает уничтожения советского строя и социалистических реформ. Ленин ранен не за то, что он капитулировал и пошел на путь соглашательства. Нет, он ранен теми, для кого даже его политика есть политика крайней революционности.

…Мы считаем, что восстание миллионов трудящихся, хотя и искаженное соглашательской политикой вождей, не удастся задушить гибелью этих вождей. Покушение на Ленина – один из таких эпизодов контрреволюционного падения, и на такие попытки контрреволюции трудящиеся массы должны ответить встречным нападением на цитадели отечественного и международного капитала…» ^[15].

Современный исследователь истории партии эсеров Юрий Фельштинский отмечает, что в этом заявлении позиция Ленина характеризуется как слишком умеренная и недостаточно радикальная. Закономерно, что участие самих левых эсеров в красном терроре отличалось предельной жестокостью. Например, в феврале 1918 г. в Киеве красный террор проводился под руководством левого эсера М. Муравьева, в ходе репрессий погибло 5000 человек. Это неудивительно, левые эсеры были романтиками террора, они широко применяли террор и до революции. Им были чужды большевистские представления о революционной законности и революционной дисциплине и прагматичное отношение к колеблющимся, которое отличало верхушку большевиков, прежде всего Ленина.

Итак, выше мы доказали, что переход власти к Советам или установление Советской власти были объективным следствием ослабления временного правительства, непопулярности среди народа как его политики, так и буржуазно-демократического идеала вообще и, наконец, соответствия мировоззрению традиционной России именно советской, общинной системы власти. Советская власть установилась бы и не осуществи большевики Октябрьское восстание, и не возьми они верх на II съезде Советов. А раз так, то и сопротивление Советской власти буржуазных и околобуржуазных элементов, желавших «затормозить» бурно развивающуюся революцию на февральском этапе, тоже было вполне закономерным и совершенно неизбежным. Если бы большевики проявили меньше энергии, воли, собранности, политической гибкости и маневренности, то, вероятно, ВЧК возглавлял бы Блюмкин с теми же заместителями – Заксом и Александровичем, Каплан бы стреляла не в Ленина, а в Бориса Камкина или в Марию Спиридонову и в кабинетах чрезвычаек висели бы портреты не Маркса и Энгельса, а Желябова и Перовской. Но общая канва была бы той же самой. Более того, левоэсеровский террор был бы куда страшнее и кровавее…

То же самое можно сказать о гражданской войне. Красный лагерь возглавляли в реальной истории большевики. Но это не значит, что причины гражданской войны лежали в тех действиях большевиков, которые они совершали по свободной воле и могли бы не совершать, а не в тех, которые они совершали, следуя логике развития объективной политической ситуации.

Современными идеологами и теоретиками оппозиции – С.Г. Кара-Мурзой, В.В. Кожиновым и другими – уже основательно доказано, что гражданская война 1918–1921 гг. шла между сторонниками Февраля и Октября. Подавляющее большинство «белых» составляли западники, верные идеалу Февраля – либеральной или реформистски-социалистической республике. Противостояли же им сторонники Советской власти как власти трудового народа, масс традиционной России, для которой были чужды и непонятны западные модели (не только большевики, но и прежде всего анархо-коммунисты, а также остатки разгромленных левых эсеров). С.Г. Кара-Мурза даже говорит о двух периодах противостояния демократии буржуазной, западной, и демократии общинной, советской, русской: период мира (от 23 февраля 1917 по 25 октября 1917) и военный (с 1918 по 1921 гг.). Таким образом, гражданская война была лишь продолжением столкновения красного и белого терроров, и она также была, в сущности, неизбежна. Представители высших и средних классов России, восторженно принявшие буржуазную Февральскую революцию, никаких дальнейших изменений не хотели, опомнившись после неожиданного для них октябрьского вооруженного восстания, поняв после разгона Учредилки, что мирным путем устранить большевиков и Советы нельзя, перешли к военному сопротивлению. Это было офицерство, которое, в отличие от солдат, было в большой степени настроено антисоветски. Это были выходцы из образованных слоев бывшей Империи, выросших на идеалах западной культуры, (интеллигенция, студенчество, прежняя бюрократия). Советская власть была для них власть босяков, плебеев, евразийских варваров; себя же они ощущали носителями цивилизации и прогресса, представителями просвещенного Запада в «дикой России» (и их трагедия состояла в том, что Запад все равно не признал их своими, сначала превратив их в пешку в геополитической игре в годы гражданской войны, затем добивая их отчуждением и ненавистью уже в эмиграции). Высокую степень социального расизма белых показывают воспоминания руководителей белого движения, например А.И. Деникина, о чем уже писал С.Г. Кара-Мурза.

Ни о каком компромиссе с Советской властью для белых и речи не могло быть. В таких условиях гражданское противостояние, в том числе и с оружием в руках, неизбежно. Обладай большевики преимуществом в Советах или не обладай, Советы все равно бы схлестнулись с белой стихией. Только тогда на первый план бы выдвинулись немарксистские участники советской революции. Речь идет не только о левых эсерах, но прежде всего об анархо-коммунистах. В прежние годы как-то не принято было говорить о крайне важном значении в победе над белыми анархо-коммунистических формирований, представленных в основном Революционной Повстанческой армией во главе с Н.И. Махно. Официальный советский кинематограф, обильно обращавшийся к событиям тех лет, даже создал канонический пропагандистский образ махновца, который представлялся неопрятным малограмотным бандитом, не имевшим никаких убеждений и видевшим в революции лишь повод пограбить и побезобразничать. Однако историки гражданской войны рисуют совершено иную картину. Разумеется, среди махновцев были и такие полууголовные элементы (впрочем, были они среди участников всех лагерей гражданской войны, так, Ленин сокрушался в письме к Лацису в 1918 г., что в украинской чека подмазавшиеся к большевизму бандиты и садисты льют реки невинной крови, так что Чека благодаря им «принесла тьму зла»). Но костяк армии Махно и его советской республики Гуляй-Поле составляли сознательные и дисциплинированные крестьяне, которые знали, за что они воюют. Махновцы были убежденными сторонниками Советской власти, но в ее безгосударственном виде. Республику Советов они представляли как федерацию советских органов, представляющих сам народ, без надстройки диктатуры какой-либо партии или класса. Махно писал о своем идеале общественного устройства: «Такой строй я мыслил только в форме вольного советского строя, при котором вся страна покрывается местными совершенно свободными и самостоятельными социально-общественными самоуправлениями тружеников».