Красный шторм. Октябрьская революция глазами российских историков - Егор Яковлев Страница 26

Но смычка Кривошеина и прогрессивного блока не удалась. Николай II отверг программу своего министра в сентябре 1915 года. С Александром Васильевичем произошло то, чего он так сильно боялся: отставка и падение. Интересно, что московские промышленные тузы сразу же от него отвернулись. Не получилось — до свидания: будем играть без тебя. И действительно, прогрессивный блок продолжал атаку на царскую бюрократию и косвенно на Николая II вплоть до его отречения.

Можно ли считать прогрессивный блок инструментом Московской промышленной группы?

Ситуация в политической плоскости всегда неодномерна. Но важным бенефициаром всего, что продавливал прогрессивный блок, несомненно, было московское купечество. Москвичам нужно было выскользнуть из той ловушки, в которую толкала их петербургская бюрократия. Ведь нажим на Москву усиливался. К началу войны не в пользу москвичей решился вопрос о хлопковой базе, без которой не может жить текстильная промышленность. В 1912–1913 годах полностью испортились отношения с Соединенными Штатами, откуда поступала значительная часть хлопка. Источником сырья остались только среднеазиатские просторы. И началась борьба за владение хлопком Средней Азии. Это было жизненно важно для московской промышленности, и первопрестольные промышленники устремились туда под крылом того же Кривошеина. Однако туда же направлялась экспансия петербургских банков, которым покровительствовал Коковцов. Петербургские банки победили, к началу войны они стали контролировать 2/3 хлопка. Фактически это означало, что на текстильную отрасль накинули удавку, которую в нужный момент можно затянуть. Очевидно, что если я обладаю источниками сырья и приторможу поставки путем манипуляций с ценами, что будет с вашим производством? Естественно, что у московских купцов это вызывало раздражение и тревогу.

С самого начала войны началось лобовое наступление петербургских банков на Москву. Дело предполагало быть грязным. Для того чтобы реализовать его, выдвинули любопытную фигуру — беспринципного авантюриста и дельца Дмитрия Львовича Рубинштейна, которого незадолго до того посадили во главе небольшого Русско-французского банка. Из-за этого, кстати, Рубинштейн стал заклятым врагом «биржевого короля» Игнатия Мануса, который закатил истерику Путилову и Вышнеградскому, стеная, что его якобы обошли: как же так, я вам верой и правдой служил сколько лет, а этому проходимцу сразу банк? Но Рубинштейн был более молод, более активен по сравнению с Манусом, поэтому выбор пал на него. Дмитрий Львович деловито начал атаку на Москву. Сначала он поставил под контроль небольшой Московский частный банк. Это было невеликим достижением, но его следующий шаг стал серьезным потрясением для всей Москвы: Рубинштейн купил контрольный пакет «Юнкер-банка», третьего по активам банка Первопрестольной. После чего начал скупать все московские активы подряд: Мытищинский машиностроительный завод, группу текстильных фабрик Алексеева, знаменитую булочную Филиппова… Земельные участки, склады под хлопок — все подгребалось Рубинштейном. Купечество впало в панику. Все прекрасно понимали, кто стоит за Дмитрием Львовичем и чем это грозит.

Москве удалось увернуться только благодаря начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу Михаилу Васильевичу Алексееву. Алексеев был тесно связан с общественными организациями помощи фронту, которые возникли в Москве по инициативе московского купечества и интеллигенции. И как раз в этот период Алексеев испросил у Николая II соизволения создать специальную контрразведывательную комиссию Северного фронта, которая действовала бы не только в прифронтовой полосе, но и в тылу, так как успехи немецкого шпионажа в тыловых областях, несомненно, сказываются на фронте. Аргументация была серьезной, и царь дал согласие.

Во главе комиссии встал известный контрразведчик генерал Николай Степанович Батюшин. И буквально спустя пару дней он нашел врагов, окопавшихся в российских столицах. Когда Рубинштейн сидел за праздничным столом практически в обнимку с товарищем председателя Госдумы Александром Дмитриевичем Протопоповым, к нему внезапно ворвались офицеры в сопровождении, говоря современным языком, ОМОНа и буквально за шкирку уволокли хозяина куда следует. На робкий вопрос Протопопова, что происходит, последний уходящий контрразведчик ответил, что поймали шпиона. Протопопову стало плохо. А Рубинштейна отвезли в псковскую тюрьму и практически силой заставили подписать продажу «Юнкер-банка» московскому купцу Второву с большой скидкой. «Юнкер-банк» перешел к Второву, который переименовал его в Московский промышленный банк, согнал туда около тридцати учредителей (весь цвет купеческой Москвы) и объявил, что покончил с банковским бандитским Петербургом.

Я думаю, что здесь стоит оговориться: вряд ли Алексеев был прямой марионеткой крупных московских предпринимателей. Скорее начальник штаба Ставки искренне разделял точку зрения Гучкова о том, что царская бюрократия неэффективна, а вокруг трона вьются сомнительные личности, которые думают о чем угодно, только не о благе родины. Главным среди этих авантюристов он считал Распутина: в обществе тогда ходили слухи, что старец Григорий вместе с царицей стоят за сепаратный мир с немцами. Рубинштейн же был известен как друг и частый гость Распутина. Я не исключу, что арест банкира был еще и попыткой прозондировать почву, что не исключает влияния друзей Алексеева из московского купечества.

Рубинштейну вменили в вину скупку страховых обществ в Москве, Питере, Нижнем Новгороде. Но в перестраховании договоров, которые заключали эти общества, принимали участие шведские фирмы: они разделяли ответственность с русскими, принимая на себя часть рисков. Контрразведчики уверяли, что скандинавские компании находятся под немецким контролем. А поскольку фирмы Рубинштейна работали и с военными заказами, то теоретически по этой цепочке можно было узнать, скажем, какие грузы Россия везет на фронт и другие весьма важные подробности. Таким образом, Рубинштейн, по версии Батюшина, организовал утечку секретных сведений.

Причем Батюшин не остановился на Рубинштейне. Его люди заявились с обысками на Невский проспект, в штаб-квартиры ведущих петербургских банков. Повесткой вызвали руководителя Русского банка для внешней торговли Давыдова. Для петербуржцев это был шок.

Столичные банкиры находились в полной прострации. Они поняли, что та модель, которую создавали в начале XX века, рухнула. Государство больше не страхует их деятельность. Сейчас они худо-бедно отбились от Батюшина, но завтра может прийти кто-нибудь другой — и все повторится. А новый министр финансов Петр Барк, бывшая креатура Кривошеина, не смог защитить выходцев из Минфина. Столичные банкиры были им недовольны — они лоббировали нового кандидата на пост министра финансов, но неудачно. Таким образом, вся система летела к чертовой матери. И петербуржцы постепенно переставали ориентироваться на государство.

Осенью 1916 года мы видим трансформацию крупнейшего российского банка — Русско-азиатского. Среди ведущих акционеров появляются новые лица — казанские купцы Стахеев и Батолин, которых привлекли для усиления петербургской группировки. Путилов делает ставку на них, но это уже его личная инициатива.

Параллельно с этим петербуржцы потерпели еще одно поражение — в нефтяной промышленности. В начале XX века огромная роль нефти была уже понятна. Но основные нефтяные активы России в то время сосредоточились в руках двух частных коммерческих структур. Одной из них было товарищество Нобеля — огромный конгломерат фирм, а другой — компания баронов Ротшильдов, которая дислоцировалась в Париже. Ротшильды поделили с Нобелем российскую нефтянку, и это позволяло им регулировать отрасль по своему усмотрению: они могли играть на понижение или на повышение цены, захватили всю транспортную инфраструктуру, и перед ними все были вынуждены склонять голову. На исходе 1910-х годов в правительственных кругах Петербурга решили, что ситуация, когда частные компании занимаются эксплуатацией нефтяной отрасли исключительно в своих интересах, недопустима. И тогда государство предприняло попытку обуздать их. На нефтяных королей была натравлена петербургская банковская группа. Семь из десяти крупнейших столичных банков объединились в консорциум с одной целью: скупить контрольный пакет акций товарищества братьев Нобель.