Моя война с 1941 по 1945 - Алексей Фёдоров Страница 26

И все же страшновато – кругом глухие каменные стены, окна дома закрыты массивными ставнями, и только одна щель, до которой еще нужно добраться. А не окажется ли этот дом-крепость ловушкой? Но промокшая насквозь одежда, холодный ветер и, главное, приближающийся рассвет ставили нас в безвыходное положение. А там, за стеной, сено!

И мы решились. Михаил и Алексей подсадили меня и Якова, а мы, в свою очередь, лежа поперек ворот, подтянули их к себе за руки. Спустились в кромешную тьму двора, вернее, сарая. Прямо был выход во двор, слева угадывалась стена, а справа на ощупь обнаружилась солома. В глубине очень большого двора залаяла собака. Но ее лай нас не испугал – мы привыкли к собачьему лаю за время побегов и набегов на хозяйства «бауэров». Знали, что хозяева все равно не выйдут во двор. К тому же опять пошел дождь. Под шорох дождя и скрип каких-то деревяшек от порывов ветра мы, подсаживая друг друга, забрались на солому.

В густой, прямо-таки осязаемой темноте съели свои запасы, установили порядок дежурства, зарылись поглубже в солому. Разулись, портянки выжали и положили под мокрую одежду на грудь, сушиться. Башмаки положили под голову и, плотно прижавшись друг к другу, быстро заснули…

Я дежурил первым. Глаза поминутно смыкались и появлялись сны, но, помня, как выдал нас храп, я делал все, чтобы не заснуть. Этого не позволял и храп ребят – когда кто-нибудь начинал храпеть, я толкал его в бок. Потом появились далеко не радужные мысли. Что нас ждет? Виселица или свобода? Как сложится наша судьба? Только бы скорее добраться до Голландии, там, говорят, жители помогут. И тут же вспомнились «джентльмены», доставленные в штрафной барак из Бельгии, и Сергей, что пошел с Иваном. Значит, и там могут поймать.

Вспомнил я разговор свой с «джентльменами», когда все поняли, что это не власовцы.

Я задал вопрос одному из них:

– Что-то вы хорошо выглядите для пленного.

Не отвечая, он спросил меня:

– Ты какого года?

– Пятнадцатого.

– И я пятнадцатого. А посмотри на себя. Ты – старик, а я молодой жених. Ты когда бежал?

– В октябре.

– И куда направлялся?

– На родину, на восток.

– Дурак, – сказал он беззлобно. – Из западной Германии идти на восток! Это же глупость. Через запад до родины может оказаться ближе. Надо бежать в Голландию, Бельгию, Францию. Там нашего брата встречают как родного. Мы полгода прожили в Бельгии. Вот почему я толстый.

– А если хочу воевать, а не отсиживаться у какой-нибудь вдовы? Что я буду делать в Бельгии?

– Там тоже можно воевать.

– Так второго фронта еще нет. Где вы собирались воевать? На сеновале с бельгийками?

– Там тоже есть свои «брянские леса»…

Он не закончил: второй дернул его за рукав и строго взглянул на говорившего.

Уже тогда мысль о партизанах окрылила меня, а сейчас опять взволновала. Но я гнал её. Не время сейчас мечтать, надо сосредоточить всю энергию на том, чтобы добраться до Голландии.

Я снова и снова гнал мысль о партизанах, а она лезла и лезла в голову.

Стало тепло, и меня опять начало клонить ко сну. Сколько времени мы пролежали? Не пора ли будить Алексея? Я растолкал тезку и, чтобы привести его в себя, прошептал:

– Я засыпаю, земляк, держись. Толкай тех, кто храпит, иначе попадёмся.

– Не засну, не бойся.

Сам я заснул моментально.

Проснулся от толчка и сразу услышал шаги по соломе, ворчание и заигрывающий собачий лай. Собака оказалась уже на соломе.

Сна как не бывало. Я почувствовал, что и товарищи не спят. Нервное напряжение моментально овладело всеми.

Человек сбрасывал вилами солому вниз. Мы были глубоко, но сколько соломы он будет скидывать? Собака может учуять? Минут 10–15 возился человек с соломой, рядом с ним вертелась собачонка, но, наконец, они спустились вниз. Пронесло! Мы облегченно вздохнули и стали прислушиваться к разговору во дворе. Долетавшие отрывочные фразы и слова тревоги не внушали. Постепенно успокоившись, задремали и заснули все, кроме дежурного.

Проснулись, когда было уже темно, шум на дворе стих, и мы начали готовиться к дальнейшему походу.

За ночь портянки высохли, более или менее обсохла одежда. Стараясь не шуметь, мы выбрались наверх, быстро обулись и, застыв в молчании, прислушались, нет ли чего подозрительного. Глаза привыкли к темноте, и мы увидели лестницу. Спускались по ней почти без шума. Без шума подошли к воротам. Тихо, по поперечным брусьям, скрепляющим доски ворот со стороны двора, по двое добрались до щели и, повиснув на руках, спрыгнули на землю.

Моросил дождь. Все поеживались от холода, пока я устанавливал направление дальнейшего движения по вчерашним ориентирам. Итак, пошли вторые сутки нашего исхода из Германии. Опять гуськом, опять молча идем на запад.

Через час голод остановил нас. Посовещались. Решили искать ферму. А вот и она. Зашли во двор, ворота были открыты, собаки не слышно. Сразу напали на крольчатник. Яшка шепчет: «Возьмем кролика, я его обдеру». Я хватаю в клетке на ощупь самого большого, он царапает мне руку задними лапами, кричит громко и пронзительно, как малый ребенок. Первый раз в жизни услыхал голос кролика, и такой громкий, что от неожиданности чуть не выпустил добычу. Судорожным движением выхватываю его из клетки и передаю Яшке. Ему было не впервые расправляться с кроликами. В его руках зверек вздрогнул и затих.

Мы вышли со двора и быстро направились дальше. Вот и лесок. Яшка мигом ободрал и выпотрошил трофей, а мы разложили костер. Это оказалось почти непосильной задачей – все было мокро, но Мишка недаром увлекался туризмом.

Мы разорвали кролика на четыре части и, плотно окружив небольшой костер, на палках стали жарить мясо.

Риск и недостаток времени не позволили нам как следует приготовить еду. Затоптав костер, мы двинулись дальше, на ходу расправляясь с полусырым жестким мясом. После лесочка, где мы готовили кролика, открылось большое поле. Идём целиной. Вдруг справа, метрах в двадцати от нас, – земляной вал. Похоже на зенитные батареи. Мы их видали немало. Отклоняемся влево, и вовремя – на бруствере показалась темная фигура – очевидно, часовой. Видел он нас или нет, неизвестно, но двигался он вдоль земляного бруствера, который являлся катетом треугольника, по гипотенузе которого мы шли, удаляясь от батареи.

Привела нас эта гипотенуза в большой парк с длинными узкими каналами, по берегам которых росли высокие, похожие на пирамидальные тополя, деревья. Каналы, по нашим прикидкам, располагались с севера на юг, а нам был нужен запад. Сколько мы ни ходили вдоль них, а пришлось преодолеть ручей (не канал) вброд, по пояс в воде. Февраль. Ледяная вода. Голод. Опасность. Вроде бы заболеть – пара пустяков, но нервное напряжение спасло нас от хвори.

Мы сняли, выжали и вновь надели сырую холодную одежду и пошли по тропинке.