Н. С. Хрущев. Воспоминания. Время. Люди. Власть. В 2 книгах. Книга 2 - Никита Хрущев Страница 26

В 1959 году президент США Эйзенхауэр пригласил меня прибыть в Вашингтон с официальным визитом. Мы приняли приглашение, и той же осенью я вылетел в Вашингтон. Между тем наши отношения с Китаем все ухудшались и ухудшались, но разногласия еще не вышли за рамки внутренних переговоров между руководством двух стран и пока не выносились в печать. И вдруг Китай начал агрессивные действия против Индии. У нас с Индией существовали наилучшие отношения. Мы высоко ценили руководителя индийских народов, главу правительства господина Неру ^[52] и его соратников, которые придерживались курса на укрепление дружеских отношений с СССР.

Наша делегация побывала в Индии, мы познакомились с этой страной. Конечно, короткого визита было явно недостаточно, чтобы как следует ознакомиться с такой великой державой, как Индия, и ее народами. Но все же мы получили более конкретное представление об этой замечательной стране, чем до нашей поездки. А главное, получше узнали Неру и его соратников.

Китайцы в принципе тоже дружественно относились к Индии. Они проявили совместную инициативу при созыве Бандунгской конференции ^[53]. На ней большую роль сыграл Чжоу Эньлай. Выработанная там декларация импонировала нашему, советскому, пониманию сложившейся обстановки в мире призывом к мирному сосуществованию и сулила надежды, в частности, на укрепление дружеских связей Китая с Индией. По международным вопросам у них складывалась общая точка зрения. Ничто как будто бы не предвещало нарушения их дружбы. Мы радовались этому и сами тоже стремились идти в том же направлении, укрепляя контакты с обеими странами. А после нашей поездки в Индию наши контакты с Неру стали еще больше укрепляться.

Неру тоже приезжал в СССР и произвел на нас очень хорошее впечатление. Конечно, он был не коммунистом, а буржуазно-либеральным деятелем и демократом, обладавшим собственными политическими взглядами. Мы понимали, что хотя он не марксист и не сторонник советской государственной системы, однако хочет добра своему народу и устройства жизни Индии на демократических основах. Тогда о социализме он говорил еще довольно глухо, и нам трудно было понять, какой вообще социализм он имеет в виду. Ведь термин «социализм» довольно затаскан. Его на вооружение брал даже Гитлер. Пока не было ясно, в каком стратегическом направлении станет развиваться Индия. Мы считали, что нам надо проявить терпение и не форсировать эту тему в ходе бесед. Пусть жизнь сама заставит Неру встать на правильную позицию, которая устраивала бы запросы народных масс. Конечно, мы всемерно содействовали на практике тому, чтобы Индия стала именно на социалистический путь развития. К тому же у нас сложились хорошие отношения с Коммунистической партией Индии, которую тогда возглавлял товарищ Гхош ^[54].

Но вот возник индийско-китайский конфликт ^[55]. Потом он развернулся очень широко, с участием больших военных сил, взаимными потерями и захватами спорной территории. В китайской печати поносили Неру как противника социализма и как врага Китая номер один. Китайцы умеют это подать публично, чтобы приковать внимание к тому, кого они осуждают. Мы не разделяли их точку зрения, а наша печать проявляла сдержанность, заняв такую позицию: дескать, разразился неожиданный конфликт между народами дружественной нам Индии и братского Китая. Именно такие употреблялись слова: дружественная Индия и братский Китай. Мы показывали тем самым, что Китай нам ближе. Так ведь, по существу, и было: Китай действительно стоял ближе к нам по идеологии, по целям развития в сторону социализма и коммунизма. Индия таких целей во времена Неру не провозглашала. Поэтому соответственно мы и разделяли словесно две страны.

Бои в районе их границы нарастали. Мое возвращение в Москву из Вашингтона как раз совпало с национальными торжествами по случаю 10-летнего юбилея провозглашения КНР. Туда должна была отправиться наша делегация. Члены Президиума ЦК КПСС высказались в том смысле, что возглавить ее должен я. Имелось в виду, что при намечавшемся быстром ухудшении наших отношений с Китаем, если не поехать туда мне как лицу, занимающему самое высокое положение в нашей партии, Пекин может расценить это как принижение роли государственного праздника и места Китая в международном коммунистическом движении. «Поэтому, – сказали мне товарищи, – несмотря на то, что вы только что вернулись из Вашингтона, придется вам набраться сил и полететь в Китай, чтобы представлять там советскую страну и ее коммунистическую партию, а заодно (это-то и было главным) провести с его руководством соответствующие беседы».

Война на границе Индии бушевала, нам обязательно нужно было высказать свое отношение к происходящим там событиям. В Москве было опубликовано заявление ТАСС, в котором говорилось, что мы сожалеем о военном конфликте между братским Китаем и дружественной Индией и надеемся, что с той и другой стороны будут приложены усилия к прекращению военных действий и восстановлению прежних отношений. Когда я появился в Пекине, китайские руководители внешне проявляли ко мне всяческое внимание. Но я чувствовал, что их распирает недовольство политической линией СССР и моей лично. Начались наши встречи. Китайцы всегда отводили в ходе беседы роль основного оппонента какому-то одному лицу, то есть не все разговаривали со мною, иные сидели молча. Мао обычно не брал на себя неприятных разговоров и поручал вести их кому-либо еще. Так, в свое время о выделении средств СССР на строительство железной дороги через Синьцзян с нами говорил Чжоу Эньлай. Ему же Мао поручил вести переговоры о бесплатной передаче Китаю артиллерии Порт-Артура. Чжоу вел беседы очень вежливо, в утонченной дипломатической манере, никогда не допускал грубых слов в отношении не только собеседников, но и третьих лиц.