Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков Страница 26

Пятнадцатитысячный отряд Павлова был поделен надвое. Тарутинский и Бородинский полки подошли к месту побоища в тот самый момент, когда русские торжествовали победу на карнизе Сапун-горы. Со скорбью обходя тысячи трупов своих товарищей, Тарутинцы и Бородинцы проследовали по горным дорогам в глубину позиций англичан – к горным редутам Кэткарта и Бентинка. И едва они подошли, опередив свою артиллерию, как тотчас заговорили английские пушки. Им предстояло так же, как и отряду Соймонова, взбираться вверх по круче – штурмовать еще одну природную «крепость» Сапун-горы. А за первыми двумя полками на дорогу, ведущую в полымя, вышли еще три – Охотский, Селенгинский и Якутский.

В этот же час англичане свежими силами и ударили по только что потерянным позициям. Они знали: нельзя позволить русским закрепиться на высотах Сапун-горы! Но потрепанные батальоны двух полков генерала Соймонова не могли в одиночку противостоять врагу. И едва вдалеке англичане генерала Бентинка выкатили вперед пушки, офицеры дали приказ спешно собираться и уходить восвояси.

– Недолгой была победа, – оглядывая место побоища и короткой славы, сказал уже новый командир отряда – полковник Уважнов-Александров, своим штабистам. – А жаль, господа офицеры! Жаль!

Генерал Вильбоа полчаса назад был ранен в бедро и его отправили в тыл. Обязанности принял на себя полковник Пустовойтов, но лишь на четверть часа. С ранением в грудь и его отправили в лагерь. Одновременно пришло печальное донесение, что генерал Соймонов истек кровью и по дороге скончался. Во время штурма выбыло три четверти старших офицеров! Их отстреливали английские снайперы из своих дальнобойных штуцеров. Младшие офицеры – прапорщики и корнеты – привели сюда свои роты! И вот теперь место командующего многотысячным русским отрядом стал командир Екатеринбургского пехотного полка Уважнов-Александров.

Новый командир специально забрался сюда со своим штабом, чтобы оценить перспективы дальнейшей схватки, понять, сколько осталось человек в трех героических полках, штурмовавших высоты. Не более половины! Вражеский артиллерийский огонь лишь поторопил русских. Свежие силы англичан уже двигались сюда!

– Слава мертвым, и да пребудет с ними Господь! – сказал новый командир. – Мы свое дело сделали! Уходим! Пусть теперь генерал Павлов потрудится на благо отчизны! А нашим бойцам передых нужен!

Генерал-лейтенант Павлов рад был потрудиться на благо Родины и Крыма. Но ум опытного стратега не мог обнадежить его славными перспективами. Прокофий Яковлевич понимал, что самое слабое место этой кампании не только в разноголосице командного состава, но и в том, что русские военные части оказались бестолково разбросанными едва ли не по всему Крыму! Они должны были ударить с Соймоновым вместе, а что теперь? Полки Соймонова истерзаны, а он только вступает в бой! Где-то стоят четыре резервных полка Жабокритского, где-то ждет у моря погоды Петр Горчаков с двадцатью тысячами бойцов! А Меншикову и дела ни до чего нет! Это было и прискорбно, и преступно одновременно! С такими вот мыслями, оставив Данненберга с царевичами и штабом на одной из возвышенностей Сапун-горы, генерал Павлов и вступил в битву.

Кровопролитная схватка шла вдоль всего многокилометрового карниза горного хребта, дугой обходившего Севастополь в нескольких верстах от него. Русские войска были разбросаны по местности и тактически раздроблены. Англичане очень бы удивились, узнав, что у противника не было даже карты своей местности! Что генерал-майор Жабокритский стоял в тылу и понятия не имел, что ему делать. Соймонов был убит, и теперь «запасной» генерал мог получить приказ лишь от Данненберга, но тот молчал. Только что был убит Уважнов-Александров, кто же теперь взялся командовать отрядом Соймонова?! Или все пошло на самотек?

Англичане очень бы удивились, узнав, что так оно и есть!

Лорд Раглан находился со своим штабом под огнем русских пушек, надеясь лишь на то, что в этом дыму и чаду вражеское ядро сможет попасть в него лишь случайно.

В седле вороного жеребца он держал в единственной руке подзорную трубу и пытался разглядеть хоть что-то в этой кошмарной мешанине внизу, где каждые пять минут сотнями гибли люди – и англичане, и штурмующие их высоты русские. Последние, что невыразимо радовало лорда Раглана, погибали значительно чаще и куда большим числом!

Один вопрос главнокомандующего англичан волновал более других: «Что там Чоргун? Нет ли заметного движения?» Нападение князя Горчакова стало бы фатальным для англичан, и только французы смогли бы помочь союзникам. Иначе – конец! Адъютанты и вестовые отвечали Раглану: «Движение есть, милорд, но войска противника ведут себя крайне странно!» «Что значит, странно?» – спрашивал лорд Раглан. «Они двигаются, но никуда не выдвигаются, милорд!» – отвечали адъютанты. «Как такое может быть?» – вновь спрашивал Раглан. Но адъютанты только пожимали плечами. Поведение русских у Чоргуна и озадачивало, и удивляло английского главнокомандующего. Хитрые и необъяснимые ходы русских, которые он не мог просчитать, выводили его из себя и лишали равновесия!

Но если бы лорд Раглан знал истинное положение вещей, он продлил бы свою жизнь как минимум на год, а то и поболее! Сберег бы сердце!

Петр Горчаков, изнурявший неделями напролет свои части, готовивший их к кровопролитному сражению, никак не мог самолично решиться вступить в битву, а от князя Меншикова не поступало никаких приказаний! Единственная польза от Горчакова на час разгара сражения под Инкерманом была в том, что он издалека обстреливал войска французов, создавая видимость, что в ближайшее время желает напасть на Балаклаву. Но может быть, так оно и было? Правда, ядра до французов не долетали, но на пару часов он все же сумел вольно или невольно озадачить маршала Канробера мнимой угрозой. И тот со всей серьезностью ждал этого нападения! Ждал и боялся! И как же иначе – ему угрожали шестнадцать батальонов пехоты, пятьдесят два эскадрона кавалерии, десять казачьих сотен и восемьдесят восемь орудий с прислугой, всего – двадцать две с половиной тысячи бойцов! Маленькая армия! Наполеон с такими силами брал целые страны!

Важно было то, что сам Петр Дмитриевич Горчаков не решился идти ни на англичан, ни на французов. А когда последние «раскусили» его, появилась реальная угроза Балаклаве. Из Севастополя вышел с пятью тысячами солдат и батареей пушек генерал Тимофеев и сумел нанести передовым частям французов быстрый и серьезный урон – и они вновь не сумели прийти на помощь союзникам-англичанам. Поступок Тимофеева был и блестяще-тактическим, и героическим одновременно! Если бы в этот день все русские генералы действовали так же, как Соймонов, Павлов и Тимофеев, победа была бы абсолютной и быстрой. Но этого не произошло…

Когда полки генерал-лейтенанта Павлова вышли на Саперную дорогу, с отрядом Соймонова было практически кончено. Полки перестали быть полками, батальоны – батальонами, роты – ротами. Остались одни только стяги – их сохранили, вынесли с поля боя. Отряд не успел далеко уйти и залег в Килен-балке, чтобы избежать урона от артиллерии англичан.

Теперь огонь должен был взять на себя генерал Павлов. Его артиллерия тащилась вверх по Георгиевской балке чересчур медленно, а время терять было нельзя! Поэтому он пустил легкие пехотные полки вперед. Часть из них уже вступила в битву. В половине девятого утра Якутский, Охотский и Селенгинский полки шли ускоренным маршем по Саперной дороге в сторону неприятеля.